Когда прибыли на место, уже наступали сумерки. Лесник с нами в чащу не пошел, а мы, проваливаясь по колено, отправились выбирать красавицу для актового зала. Криворогов и Жуков спорили: одна им казалась кособокой, другая — слишком жиденькой. В конце концов срубили три штуки, вместо разрешенной одной. И как срубили! Если бы целиком, под корень, а то отхватили густые разлапистые верхние ярусы, оставив на кочерыжке погибать нижние реденькие, но ведь живые! Обрекли их на мучительную и медленную агонию. Этот каприз, тупое человеческое привередничанье меня больше всего и взбесили.
В грузовике Криворогов принялся меня доставать:
— Ну и видок у тебя был, когда ты застиг меня за своим столом… Ты чего так переживаешь-то? Что такого я мог у тебя найти? Я надеялся: вдруг у тебя бутылка припрятана?
Я крепился, не реагировал.
Он же не унимался:
— Ты наверняка что-то хочешь мне по этому поводу сказать… Скажи…
Тут я и заорал:
— Вам бы так головы пообстригать, как вы елки обкорнали, кретины! Жуков опешил, а Криворогов схватился за топорик.
— Ах ты гад! — шипел он. — Я тебя прикончу!
Разумеется, я не стал продолжать выяснения. Он в аффекте и точно мог треснуть меня обухом по затылку.
— Скотина! Свинья! — все же пробормотал я. — Рыться в чужих вещах! Спрашивать надо. — И повернулся к нему спиной.
Криворогов вскоре остыл и захрапел, привалившись к бортику, а Жуков меня увещевал:
— Неужели из-за каких-то елок будешь портить отношения? Ты хоть знаешь, чей Криворогов родственник? Той самой тетки, старухи, которая была у нас директором…
Я и сам давно заметил — не только на примере нашего института: люди сбиваются в стада и стаи, создают сообщества и иерархии, устанавливают внутри своих объединений такие законы, которые тесно и прочно связывают каждого индивида с другими членами коллектива, заставляя разрозненных представителей мужской и женской половин смыкаться, сплачиваться, держаться вместе. Для этого прибегают к различным формам и способам диффузии — от добровольных выездов за город, где, на манер слонов или лосей, устраивают набег на ближайший лес и ощипывают, объедают зеленые насаждения, ягоды и грибы, до принудительных, по примеру волков, охотничьих нападений на отбившихся от стада коров и овец… А то вдруг скопируют идиллическое обезьянье царство, в котором подданые опутаны не только системой взаимных услуг, потачек и поблажек, вылавливанием друг друга блох, но и родственными, кровными узами. Все охваченные такой заботой человеческие особи очень скоро оказываются сплавлены в монолитное целое.
В чем, однако, величие и превосходство человека над остальными существами? В том, что он один наделен всем тем богатейшим набором качеств, которые рассредоточены в громадном и разнообразнейшем животном мире. Награжден целым спектром талантов, распределенных между другими обитателями огромной планеты… Человеку, в отличие от моллюска, медузы, дельфина, носорога, тигра дано выбирать, каким арсеналом внешних и внутренних средств пользоваться для достижения цели на данном историческом отрезке. Человек может делаться попеременно то травоядным, то хищным, то нападающим, то жертвой.
Рита мне внушала:
— Да, люди выживают… То подберут корочку с пола… То склюнут зернышко с подоконника… То отщипнут украдкой от общего каравая… То отгрызут у зайчишки лапу… То полакомятся падалью… То сами себя зажарят… И они не особенно задумываются обо всем этом…
Наблюдая за сослуживцами и соседями, я пришел к выводу, что они именно так себя и ведут. И другой жизни попросту не ведают.
Взять хотя бы семью из квартиры справа. Такая у них происходила из-за всего постоянная возня. Склока. Перебранка. Мужа разбил паралич. После инсульта он стал нервным, раздражительным, бесился, что жена не понимает его нечленораздельную речь. Орал на нее. Вернее, мычал. (Мне из-за стенки было слышно — точно, как разъярившийся бык). А жена нервничала, что муж болеет и стал чокнутым. У нее от переживаний выступил опоясывающий лишай. И вот она стала просить дочку, которая, кстати, живет в соседнем доме, в трехкомнатной квартире вдвоем с мужем, чтоб забрала отца хоть на время к себе. Дочка не соглашалась, видимо, муж ей запретил — и его легко понять. Мать обиделась. Психовала и скандалила с парализованным. Вымещала на нем свои стрессы. А еще ходила лечить лишай в поликлинику. И когда однажды не застала своего врача, а нарвалась на дежурную, которая ей сказала, чтоб она шла домой и лечилась сама, сочла, что чаша ее терпения переполнена. Что стала никому не нужна. И наглоталась каких-то таблеток. Будто это могло хоть в какой-то мере исправить или облегчить ситуацию!
Читать дальше