Андрей Яхонтов - День открытых зверей

Размышляя о Криворогове, рывшемся в моих бумагах, я вспомнил, что ослы, верблюды, пони не считают зазорным лезть в чужие кормушки — даже если в своей корм еще не съеден.

И я решил навестить прежнюю свою работу.

В комнате нашего отдела сидели Криворогов и Жуков. Они пили коньяк. На Криворогове были запыленные ботинки и пестрые носки с ослабшими резинками. Жуков протянул мне суставчатую черную ручищу, которую я без удовольствия пожал. Накурено было так, что хотелось вновь выбежать на улицу и продышаться.

Отправившись в туалет споласкивать грязный стакан, я отметил, что в институте многое изменилось. Стены пооблупились, на потолке выступили точечные крапинки грибка. Кафельный пол вокруг белой фарфоровой чаши в одноместной кабинке застилали лужи, а пластмассовое сиденье было залито недвусмысленными желтыми подтёками. Даже стоять возле раковины делалось противно.

На обратном пути в коридоре мне повстречалась немолодая женщина с раскосыми глазами. Мне стало не по себе от низкой посадки ее фигуры, загребающих лап и свирепого взгляда крохотных зрачков. По паркету за ней тянулся кровавый след. Он начинался возле дверей нашего отдела.

Ситуация в комнате резко изменилась. Криворогов был жесточайше изранен, с его рогов были не то спилены, не то отгрызены панты и капала розовая влага, печальными стали его глаза. Жуков забился за шкаф, спрятался среди старых рулонов ватмана, его суставчатая лапка казалась вывихнутой. Он повторял:

— Как тебе наша новая кадровичка? За что она так? Мы еще и бутылки не допили…

Я вознамерился погладить Криворогова по пятнистой шкуре, но, стоило мне приблизиться, он изо всех сил лягнул меня копытом.

Я еле сдержался, чтоб не заехать ему остроносым ботинком в живот.

— Ты хоть понимаешь, что ты ублюдок? — заорал я. — Что все вы ублюдки!

— Нет, — заорал он.

Ни один ублюдок не понимает, что он ублюдок.

— Значит, не понимаешь? — повторил вопрос я.

— Нет! — заорал он и обрызгал меня при этом слюной. Лоб его покрылся испариной, а кончик носа побелел.

Я сгруппировался для прыжка, оттолкнулся от пола каблуками и, выпустив когти, вцепился недоумку в загривок. Он трубно заголосил и принялся метаться по кабинету, сбивая стулья. Но сбросить меня на пол ему не удавалось. Я же с наслаждением рвал зубами и когтями его могучую шею, стремясь добраться до нежной сонной артерии. Наконец, мне это удалось, синяя жила была подцеплена в глубине его плоти и надорвана легко, как гитарная струна. Брызнул алый фонтан. Захрипев, Криворогов рухнул и задергался в конвульсии.

Да, именно так я должен был поступить. И тогда занял бы освободившееся место. Утвердился бы на нем. Вернулся бы в свой отдел и за свой стол. Но поскольку ничего подобного я не дерзнул предпринять, то лишь подтянул сползшие брюки, пригладил волосы и вышел из кабинета.

Я уходил из института ни с чем.

Я спросил Риту: неужели она не не понимает — защитить нашу крошку будет некому. Это не по силам ни ей, ни мне.

— А мы и не будем растить его здесь, — сказала она.

— Где же мы будем его растить? — спросил я.

Рита посмотрела на меня искоса черным, с золотистым зрачком глазом.

— В стае, — промолвила она.

Когда мы с Ритой занимались любовью, она требовала, чтобы я молчал.

— Потому что и без слов все понятно, — говорила она.

Я с ней соглашался.

Соглашался и с тем, что если в кого и превращаться ради благополучия нашего малыша, то воронье обличье и суть для этого наиболее подходящи.

Ближе к весне пара ворон, что умыкнула курицу и подарила билет на охотничью сходку, облюбовала тополь перед нашими окнами для строительства гнезда. Сообща они свили уютный домик, похожий на чеченскую папаху, и вскоре в гнезде загалдели птенцы. С интересом и сочувствием я подмечал, как трогательно большие неуклюжие птицы заботятся друг о друге и о своих детенышах.

Я вам скажу, чем мне нравятся вороны. Строгостью и сдержанностью. Тем, что, испытывая эмоции, сдержанны в проявлении чувств. Они отдают себе отчет в том, как выглядят. И не позволяют обижать своих близких.

Однажды я случайно увидел, как вороны совокупляются в листве. Готов поклясться: когда заметили меня, они испытали смущение. Сравните их с глупыми похотливыми голубями, которые демострируют процесс совокупления всем — людям и воробьям, причем, если соискатель близости получил от избранницы отказ, он тут же, у нее на глазах, начинает ухлестывать за другой.

— Да, если и превращаться, то в ворону, — не перечил я Рите. И тянул, медлил.