Владимир Лорченков - Хора на выбывание

— Шапка румынского офицера, — объяснял свою веселейшую задумку молдавским коллегам румынский журналист Виорел Бологан, приехавший в Кишинев освещать акции протеста, — это такая старая шутка. Когда вы были под нами, по селам на шесте носили шапку румынского офицера.

— Ушанку? — пьяно спросил Лоринков.

— Нет, ушанку маршал Антонеску носить своим офицерам запрещал, — сказал Бологан, — потому что она была символом коммунистической чумы. Но они ее один хрен носили, потому что зимой уши мерзли. Так вот, шапка. Всякий, кто ее видел, должен был низко поклониться. Кто не кланялся, получал палкой ударов десять. Что забавно: носили шапку и били непокорных вы же — молдаване!

— Отлично, — сказал Лоринков и закурил, — а у тебя есть?

— Шапка, — с полуслова понял его Бологан, — ага!

Через полтора часа друзья шли по селу Шолданешты с огромным шестом, на котором торчала шапка румынского офицера. Бологан орал:

— Новое распоряжение правительства! Кланяться шапке! Кто не поклонится — оштрафуем! Новое распоряжение правительства!

Из пятидесяти семи прохожих не поклонился только глухой старик.

Друзей приглашали в каждый дом, и, через несколько часов машина была забита домашней птицей, вином и овощами.

— До чего же мы, молдаване, — расчувствовался Лоринков, — добрый, мягкий и сердечный народ…

— Выходи, — рассмеялся сказал Балаган. — Нам прокололи шины!

— Иван Георгиевич Рошка, испытанный человек. Наш человек. Коммунист со стажем. Второй секретарь Бендерского городского совета. Думаю, этим должен заняться именно он.

Собеседники, — двое немолодых мужчин, в советской военной форме, — помолчали. Тот, что постарше, обритый налысо, с папиросой в зубах, прихлебывал кипяток из стакана. Собеседник молча удивлялся тому, как можно прихлебывать кипяток, при этом не выпуская папиросу из зубов. Наконец, бритый ответил:

— Поймет ли Иван Георгиевич всю серьезность ситуации?

— Уверен, что да, — решительно сказал седовласый майор безопасности. — Человек этот не раз проверен в деле. Проверен нами. Всегда успешно выполнял задания партии, даже в сложных ситуациях.

— Думаю, — решился лысый, — нам надо ввести его в курс дела. Медлить более нельзя, майор. Вчера звонил из Москвы Сам…

Мужчины встали и почтительно помолчали. Затем лысый продолжил:

— Сам потребовал организовать лагерь как можно скорее и немедленно доложить о результатах.

Через полчаса нарочный спешил от дома — музея Пушкина в Кишиневе, где состоялась беседа, за Иваном Рошкой, проводившим с молдавской молодежью, вступившей в ряды освободительной красной армии, политические занятия. Еще через час Рошка, — отец человека, который впоследствии будет яро ненавидеть все то, за что боролся Иван, — предстал перед двумя военными.

На самом деле военными они не являлись, а были личными представителями Главнокомандующего на освобожденной от немцев и румын Бесарабии. Об этом не знал никто, кроме их шофера, но жить тому оставалось недолго: перед тем, как покинуть Молдавию, уполномоченные Главнокомандующего завели доверчивого водителя в погреб и утопили в бочонке с вином. Инцидент расследовать не стали, — подобные случаи происходили тогда часто. Как и отравления молдаван водкой: дружба народов только начиналась.

— Доложите ситуацию по лагерю военнопленных и сочувствующих советской власти, — сурово приказал майор Ивану Рошке.

Лагерь, о котором он говорил, открыли румыны, по требованию немцев, в 1942 году. Условия содержания в нем, в силу некоторых особенностей национального характера румын, жестокими не были. За пять леев заключенный мог покинуть территорию лагеря на сутки, за десять — не работать неделю, за пятнадцать — заказать шлюху из борделя, который предприимчивые румыны сами же у лагеря и открыли. Однако через год руководство лагеря сменили немцами, после чего заведение стало принимать черты старого доброго концентрационного лагеря. Освободили его в 1944 году советские войска, в рядах которых, в качестве переводчика с румынского, служил Иван Рошка.

— Среди тех, кто не умер, — волнуясь, начал рапортовать он, — от истощения, сорок процентов евреев, тридцать процентов — молдаване — подпольщики. Остальные тридцать, — те, кто попал в лагерь за бытовые антинемецкие высказывания. Всего в лагере сейчас две с половиной тысячи взрослых, тысяча подростков до двенадцати лет, и триста детей в возрасте до семи лет. После дезинфекции, намеченной на завтра, мы намерены отправить их по до…