Паскаль Киньяр - Вилла «Амалия»

И захлопнули калитку.

Войдя в кабинет, она взглянула на пианино, сиротливо стоявшие между голыми, исцарапанными стенами.

Она бродила по комнатам, вздрагивая от внезапно выступившей на спине испарины. Она расставалась не только с мужчиной, она расставалась со своей страстью. Расставалась с жизнью, в которой была страсть.

Свалка вещей, затем пустота, затем грязь, которую нанесли перевозчики, – все это сменилось хаосом в недрах ее тела.

Вся ее жизнь разом прихлынула к ней – в этих стенах, оскверненных чужими прикосновениями или поблекших от старости, перед этими большими, покрытыми черным лаком инструментами.

Семнадцать лет, потом сорок семь лет надвигались волнами, грозящими поглотить ее.

Она села перед большим роялем в гостиной. Но играть не стала. Почти тотчас же поднялась снова и ушла в комнату, которую называла кабинетом, где села за маленькое, «учебное» пианино. Это был самый что ни на есть заурядный рассохшийся инструмент, и звучал он еще хуже, чем «Erard» Жоржа в Тейи. Она начала играть. Сыграла импровизацию на тему старинной санскритской мелодии, которую издала когда-то, в числе других песен, у Ролана. Импровизации всегда были единственным ее прибежищем.

Потом она сказала себе: да какое это имеет значение?! Пианино есть повсюду.

Она съела ананасный йогурт, оставшийся в кухне. На полу, в том месте, где стоял холодильник, теперь валялся грейпфрут. Она выпила еще немного белого вина – шабли, позвонила Жоржу, который находился в Шуази, села в белый «эспас» и поехала туда. Заночевала на кровати матери Жоржа. Из домика Эвелины Роленже вывезли далеко не все вещи, хотя Жорж уверял ее в обратном. Назавтра ему предстояло ехать в Париж. Поужинав, они сразу легли спать. В восемь утра они отправились в Париж. Она предложила ему зайти, посмотреть на ее пустыню, на ее пыль.

– Нет.

Он решил дождаться такси у светофора, в том месте, где улица выходила на круглую площадь. Упрямо мотал головой, отказываясь от ее предложения. Твердил, что ни за какие блага не войдет в ее бывший дом. Этот дом принадлежал ее «прошлой жизни». Он предпочитал хоть целую вечность быть частью ее тайны, нежели стать свидетелем всего, что составляло ее жизнь с Томасом.

– Меня это не интересует, – повторял он. И прощально помахал ей рукой, как, бывало, в детстве.

Анна поставила «эспас» у своей ограды.

Войдя в дом, она навела чистоту, потом отправилась на почту. Купила две посылочные коробки. На обратном пути зашла к слесарю – его мастерская находилась между почтой и ее домом. Но слесаря на месте не оказалось.

Она спросила у его супруги, когда его можно застать.

– Да он скоро вернется, – ответила та.

Вернувшись к себе, она просмотрела бумаги Томаса (налоговые квитанции, банковские чеки, военный билет, избирательная карточка) и удивилась, обнаружив, как мало у него вещей. Ей хватило одной коробки, чтобы упаковать все это.

В десять часов в дверь позвонил слесарь, которого прислала жена. Он сменил замки на садовой калитке и входной двери дома.

– Вот, держите, мадам, это старые замки и ключи к ним. Они еще вполне могут послужить.

– Ну так и возьмите их себе.

Слесарь бросил замки в свою сумку.

– Уезжаете, значит?

– Да, уезжаю.

– А дом продали?

– Да.

– Тогда зачем же было менять замки?

– У меня вчера украли связку ключей.

– И куда ж вы переезжаете?

– Возвращаюсь к матери, в Бретань.

– Вот это вы правильно решили.

Она поблагодарила его за понимание.

Подождала еще в почти пустом доме.

В четырнадцать часов у нее выключили счетчики газа и электричества. Техник сказал, что суммы, превышающие обычную оплату, придется снимать с ее банковского счета.

– Это не страшно, месье, я оставила в банке распоряжение на автоматическое отчисление денег. Извините, что не предлагаю вам кофе. У меня здесь уже нет кофеварки.

– Да если бы и была, мадам, все равно у вас уже электричества нет.

И они рассмеялись.

– Желаю вам удачи, – сказал он вдруг, ни с того ни с сего, протянув ей руку.

И этот совершенно необъяснимый жест бесконечно согрел ее. Она принялась набивать вторую почтовую коробку одеждой, оставшейся от Томаса. Но вещей было слишком много, и она отказалась от своего намерения. Выбросила пустую смятую картонку вместе с его куртками, костюмами и рубашками в один из городских контейнеров для мусора, всегда стоявших на улице.

Потом написала адрес офиса, где работал Томас, на единственной почтовой коробке, которую собрала раньше. Не вложила в эту посылку никакого письма.