Паскаль Киньяр - Вилла «Амалия»

Поднялась на верхний этаж и набила столитровый мусорный мешок одеждой. Это подавляло ее все сильней и сильней. Она позвонила в «Эммаус». Позвонила в «Католическую помощь». Как же это было трудно – отдавать! Ей сказали, что согласны принять вещи, но отказались приезжать за ними. Тут позвонили у входа в сад.

Она закрыла дверь спальни, взяла свою куртку.

Вручила связку ключей директору агентства, который соблаговолил явиться лично.

– Когда закончите, бросьте их в почтовый ящик.

Потом села в машину и поехала в бассейн.

Ее тело, изнемогавшее в борьбе с водой – всякий раз, как она ныряла в бассейн, всякий раз, как оказывалась в странной, гулкой стихии бассейна, – обретало в нем новую победную силу.

Но сегодня, несмотря на стремительный кроль, несмотря на усилия и усталость, ей не удалось избавиться от гнетущей тоски, засевшей где-то глубоко внутри.

Выйдя из бассейна, она услышала, как звонят к вечерне, увидела открытую церковь.

Она колебалась: ее волосы еще не высохли.

И вошла под темные своды церкви робко, словно не имела на это права.

Но все-таки вошла.

Отыскала уголок в маленькой часовне рядом с хорами и села там.

Послушала гимны, послушала псалмы.

Старалась дышать глубоко, размеренно, но и это не принесло облегчения. Тоска не отступала, по-прежнему прочно гнездилась в ней.

Она снова села в машину: на сей раз ей удалось припарковаться прямо перед домом, где она сняла с почтового ящика наклейку с чужим именем, поднялась на верхний этаж, набила вещами новый мешок.

И с этого вечера перестала плакать.

Возникло ощущение невесомости.

Странное состояние – когда тело потихоньку отделяется от самого себя.

Когда все, что жило во внутреннем мире, иссыхает. Когда под черепной коробкой постепенно возникает прозрение или, по крайней мере, пустота.

И когда страдание, даже если оно упорно не отступает, все же приносит меньше боли.

Или когда эта боль терзает издалека, извне, а не горит внутри.

Она шагала по темной улице VII округа. Тротуар был совсем узенький.

Сегодня она тщательно накрасилась. Она была красива: длинное стройное тело, волосы, собранные в пышный узел, серое вечернее платье. С Томасом она встретилась в галерее, на вернисаже. Они ушли оттуда около девяти вечера.

И очутились на ночной улице, в кромешной тьме.

Еще один узкий тротуар.

– Как думаешь, есть тут поблизости какой-нибудь ресторан?

– Понятия не имею. Я оставила машину на площади возле маленького рынка. Рядом с бассейном.

– Я проголодался. А ты разве не хочешь есть?

– Да не очень.

– Нет, нужно обязательно поужинать, а потом уж поедем домой.

И он взял ее под руку.

– Я хочу, чтобы у нас все было как прежде, – сказал он.

Она не ответила. Он замедлил шаг. Привлек ее к себе.

– Я тебя люблю, – прошептал он.

– Смотри, вон там что-то есть.

– Лучше смотри на меня.

Она взглянула на него.

У него был такой несчастный вид, что она вздохнула.

– Ладно, раз уж ты так голоден, пошли перекусим.

К полудню позвонили из агентства. Брюсселец согласился. И уже внес задаток. Анна попросила, чтобы агентство взяло на себя всю процедуру продажи. Они начали готовить документы. И собирались связаться с нотариусом.

– Вам даже не придется контактировать с новыми владельцами до подписания договора.

– А когда это будет?

– Примерно через три месяца.

– Но как же быть с обязательством продажи?

– О, вам совершенно не нужно подписывать его лично.

– И когда состоится подписание?

– Очень скоро. В самом начале февраля. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Пусть это будет седьмого февраля, если возможно.

Директор обратился к своей помощнице.

– Я знаю, что они могут приехать сюда только ближе к выходным.

Помощница позвонила клиентам.

Они согласились на 7 февраля.

Скорость, с которой развивались события, близкая дата подписания обязательства продажи потрясли ее. Внезапно ее охватил тоскливый страх. Она подумала: лучше уж долгие месяцы колебаний.

Потом сказала себе: «Седьмое число… оно принесет мне счастье. Ведь февраль – предвестник весны».

– Я уезжаю из Парижа.

– Где вы будете жить?

– Пока не знаю.

Служащая почты разъяснила ей процедуру пересылки корреспонденции.

Она оставила доверенность на имя Жоржа Роленже.

Потом купила дорожные чеки.

Зайдя в кафе рядом с почтой, она позвонила антиквару. Согласилась на его предложение – с условием, что он найдет торговца подержанной мебелью, который купит все остальное, и что сделка эта состоится на первой неделе февраля. Затем позвонила в агентство: