Александр Ольшанский - Стадия серых карликов

Вначале задача решалась легко: для опубликования коллективного письма или заявления в условиях развития гласности и демократии в районной газете, предполагал Аэроплан Леонидович, требовалось двадцать пять подписей (в окружной — тридцать пять), в областной — семьдесят пять (в краевой — сто пять). А почему, товарищ Около-Бричко, спросят его с очень знакомой интонацией и кавказским акцентом, вы в три раза больше подписей предлагаете для областной газеты? А потому, ответит товарищ Около-Бричко, чтоб вопросы решались на местах, а то привыкли, понимаете, как что — в Москву, кран подтекает в квартире — в «Правду» строчат. Из целесообразности, не просто так, с бухты-барахты, и предлагается ввести трехкратность от нижестоящего органа до следующего, вышестоящего, по ранжиру, иначе засор почты происходит, от князя Курбского письма Ивану Грозному проворнее ходили, нежели нынче из Смоленска в Москву. С использованием гласности и демократии в личных целях беспощадно бороться надо, а как же… Это же все равно, что хищение общественного достояния! Пусть соберет двести двадцать пять подписей для предания гласности факт подтекания крана в газете союзной республики и подумает в процессе сбора: стоит ли вообще их собирать, не дешевле ли дать трешник дяде Васе?

А не многовато ли, товарищ Около-Бричко, спросят его, шестьсот семьдесят подписей для права обязательной публикации заявления или письма в центральной всесоюзной газете? А потому, ответит товарищ Около-Бричко, чтоб… А что — чтоб? Правильно спросят. Шестьсот семьдесят пять виз — это в два раза больше, чем в НИИ безотходной технологии, значит, мероприятие не под силу никому, во всяком случае, в течение двух пятилеток. Выйдет право, которым воспользоваться практически нельзя. Каждый (человек, например) имеет право слетать на Марс, потому что такие полеты пока не запрещены, но популярностью они не пользуются: очередей за билетами туда даже в центральном транспортном агентстве нет.

Ограничиться пятьюстами подписями? С приложением результатов голосования. А где найти, товарищ Около-Бричко, спросят его, помещение не менее чем на пятьсот человек, в деревне Синяки, если в уездном центре Шарашенске тридцать лет запрещалось возводить культурно-просветительные учреждения, в наличии лишь дом культуры на триста мест, и тот со стадии нулевого цикла в аварийном состоянии? Начальство приучено на так называемые активы собираться в положенном количестве, на то оно и начальство, чтобы приспосабливаться и выходить даже из безвыходного положения. Но как быть деду Федоту по прозвищу Туда-и-Обратно, нешто ему под силу собрать столько виз или голосов? Чтоб на областную газету сподобиться, ему надо три деревни обойти, на республиканскую — пол-уезда, всесоюзную центральную — немалую часть губернии. Летом еще на областную он мог покушаться: тепло, может, и сухо, во всяком случае дороги, если не проезжи, то проходимы. А зимой?

Значит, товарищ Около-Бричко, спросят его, на гласность и демократию полнота прав у вас ставится в зависимость от времени года и места проживания? Выходит, грани между городом и деревней еще сильно дают о себе знать? Да, ответит товарищ Около-Бричко и придет к мысли, что к деду Федоту необходимо применить демократический коэффициент, право на который могут получать сельские жители при наличии справки с места жительства и в соответствии с сезоном. Иначе демократическим коэффициентом воспользуются горожане, присвоят себе, наглые, своего рода демократическую сезонку на право гласности, хотя у них прав и возможностей куда больше по сравнению с теми, кто живет в глубинке, на границе с цивилизацией. Правовое положение деда Федота озадачило Аэроплана Леонидовича: причем здесь демократический коэффициент, рассуждал он, этот Федот всю жизнь только и делал, что сопротивлялся генеральной линии. В юности он был выселен туда, куда Макар телят не гонял, поскольку отца его признали кулаком-мироедом. Не он выселял, не являлся проводником генеральной линии, а сопротивляется ей, потому что, попрощавшись с Макаром, сумел по чужим документам устроиться на строительство города-сада, то есть Кузнецка, и, позабыв про осторожность, задумал победить человека-экскаватора товарища Роганова, рыть землю за два американских экскаватора, но… Федотка стал жертвой своей же начинающейся славы: отчим Аэроплана Леонидовича, товарищ Валдайский, проводивший коллективизацию в Шарашенском уезде, а затем работавший агитатором на Кузнецкстрое, опознал его.