Александр Ольшанский - Стадия серых карликов

Исходя из необходимости приоритета, гигантского экономического эффекта и дохода, прошу выдать мне авторское свидетельство на изобретение ножевилки и открытие способа пользоваться ею (обязательно в перевернутом виде во избежание крайне случайных травм!). От гонорара категорически отказываюсь, поскольку не без сознания и не без понимания значения.

Чертежи, технологическая карта на предмет пользования ножевилкой, подробнейшие математические расчеты в обоснование тезисов и выводов заявки, ножевилки моделей НВ/0-Б-1-П и НВ/0-Б-1-Л в натуральном виде и физическом исполнении идут прямым и непосредственным приложением к данной заявке в числе 2 (два).

Между прочим, когда Иван Где-то ознакомился с этим произведением, то он долго расхаживал по своей издательской комнатке, заложив руки в карманы и опустив голову. «Конечно же, опять бред, — размышлял он. — «Пассажиры одноразового использования»… А «Не забыть про мурцовку!» — это ведь неплохо, одна приличная фраза во всем его творчестве! Страшнее другое — воинствующий примититвизм, упрощение всего и вся, ниспровержение культуры, сведение жизни к простейшим реакциям и инстинктам. Говорить с ним об этом бессмысленно. Как и о том, что его заявка — гнусная пародия на Франсуа Рабле. Там возвеличивается человек, а здесь что? Поток сознания арифмометра!»

Но Аэроплан Леонидович ожидал приговора, приготовился к очередному спору, а Ивану Петровичу этого не хотелось — давным-давно обрыдло. Поэтому он сказал бессмертному автору, что в данном случае Аэроплан Леонидович обратился не по адресу — надо идти в комитет по изобретениям.

— А относительно формы литературного изложения какое ваше мнение? — требовательно спросил Около-Бричко.

— Единство формы и содержания, — Иван Где-то мог отделаться этой банальностью и разговор был бы закончен, но не удержался и добавил: — Все-таки это — очень, как вам сказать, плохого уровня Рабле.

— Это мое робле! — воскликнул возмущенный Аэроплан Леонидович. — Без наглядных пособий оно не так воспринимается, но вы же могли домыслить их, представить в своем воображении — вы же поэт!

За годы общения с рядовым генералиссимусом пера Иван Петрович, казалось бы, привык ко всему, но и на этот раз автору удалось его удивить. Иван Петрович взглянул на него, но взглядом с ним не встретился — ему почудилось, что в глазах Аэроплана Леонидовича приглушенно и в то же время бешено мигали какие-то странные огоньки, словно старые пыльные радиолампы.

В 5 часов 38 минут рядовой генералиссимус пера находился в стадии так называемого быстрого сна, когда любого из нас посещают сновидения. Не важно, помним мы их или не помним, но они нам снятся. И большей частью напрасно: обжигаясь утром чаем, сны не только не расскажешь, но и не вспомнишь. Еле втиснувшись в автобус, ты не пожелаешь делиться ночными мультфильмами с товарищами по мукам движения, не станешь рассказывать сны и на работе, во-первых, это не модно, во-вторых, если на службе выпадет свободная минута, час, смена, неделя, декада, месяц, квартал или год, то следовало говорить исключительно о порядке и дисциплине, ответственности и качестве. После напряженного трудового дня сны почему-то не вспоминаются, наверное, оттого, что сбываются, как известно, они только до обеда. Вечером прошлый сон неприлично рассказывать еще и потому, что через час или два приплетется новый. А там утро, все начинай сначала.

Немножко не так обстояло дело у Аэроплана Леонидовича. Он приучил себя работать во сне, потому что ему всегда было жаль трети жизни, которую человечество проводит беспробудно. Полностью это безнравственно или нет, рядовой генералиссимус пера еще не решил, и поэтому его заинтересовали индивидуумы, которые совсем не спят.

Когда газеты сообщили, что в небольшом итальянском городишке старичок не спит со времен первой мировой войны и при этом помнит наизусть имена и фамилии всех солдат своей роты и все шестизначные номера их винтовок, то Аэроплан Леонидович незамедлительно отписал необычному синьору просьбу рассказать, как он добился такого дальнейшего сокращения сна, что совсем перестал спать.

Мы долго сидели в окопах, и наши карты пришли в совершенно непригодное состояние, ответил итальянский король бессонницы. Тогда мы стали играть на деньги с помощью винтовочных номеров, чего только, синьор, солдат не придумает, если карты были лишь у офицеров да и то не игральные, а топографические! Как-то мне очень сильно везло. В наш окоп попал снаряд, меня подняло в воздух, вероятно, это помогло хорошенько запомнить номера, чтобы не попадать впросак. И с тех пор не сплю, иначе во сне могу забыть номера — тогда я буду проигрывать, синьор.