Николай Шипилов - Остров Инобыль. Роман-катастрофа

Если бы в это мгновение старина Чугуновский посмотрел в зеркало, то еще и неизвестно, узнал бы он себя в этом бледном человеке? Кровоточащая ссадина на глади лба, линия рта, сведенного в щелку, и демоническая ярость во взоре, которым он смотрел в фиалковые глаза служивой и в антрацитовые — налогового инспектора. Крутой сильно видоизменил его.

— Ружье!.. — рявкнул он, как выстрелил дуплетом, потому что отозвалось эхо.

Флегматичный инспектор обстоятельно, звучно, до розового свечения выпростал нос в платочек и по-коровьи шумно вздохнул.

— Первое впечатление, — сказал он, — что ты умный человек, старина! А присмотришься — бубен!

— А тебя кто сюда звал, скажи?

— Вот те на! — обиделся инспектор. — Да кабы не я, он бы тебя, старина, еще не так унизил! Да, Надюша? Я прав?

Домработница не отвечала — потому ли, что сама нюхала нашатырь, потому ли, что не знала, на чью сторону встать и как истолкует хозяин ее подтверждение слов инспектора.

— Мы с Надюшей тебя и в спальню вот перекантовали… Очнись! Чем ты собрался воевать Крутого: ижевской воздушкой? [2] Воздушка ( зд.) — пневматическое ружье.

Тут и Домра запела:

— Он, Крутой этот, уже три… или нет!.. четыре собаки застрелил! Чернушка уж такая хорошенькая была: в чулочках…

И, словно в подтверждение ее слов, неподалеку внятно хлопнули два выстрела.

— Ой! — в который уже раз за день отметилась служанка.

— Я убью его! — уже спокойней пожелал униженный старина Чугуновский.

— Я разорю его, — еще спокойней пообещал инспектор, сверкнув огнем черных глаз и взмахнув значительно крыльями черных же бровей. — Затем он повесится ногами вниз.

— Ой! — указала за окно служанка. — Льет-то ка-а-ак! Утопия!

— Козлы вонькие… — камерно выразился Крутой.

Он рассматривал поселок в бинокль. Как район будущих боевых действий, озирал веселенькие коттеджи, зелень молодых садов новой среды обитания, цветы на клумбах, на лугах, уходящих к лесу.

Крутой любил русский лес и занимался торговлишкой лесом. Воровал, прикрытый особо важной персоной тестя, как бронежилетом. Дочери его и жена уехали на жительство в Лондон, а он поглядит на новенький загранпаспорт, как солдат на порнографическую открытку, и дальше ворует в России. Не может Крутой соскользнуть с гребня длящегося воровского фарта, знает, что начнется ломка, и оттягивает момент отлета. Он загодя ненавидит людей, собак, еще непроданный лес — все остающееся в сладкой глупой России. Все это будет принадлежать им, редкий из которых имеет и четверть того, что он, Крутой, имеет.

— Чм-мо! — ненавидя, говорил он. И панорамировал биноклем по иссеченному дождиком пространству, по черепице крыш, по распахнутым, несмотря на дождь, окнам — он хотел догадываться о тайной жизни других людей. Так они случайно встретились бинокль на бинокль: Крутой и шимпанзе. Обезьяна смотрела на Крутого в такой же, как у него, шестнадцатикратный бинокль, но делала при этом жесты, за которые убили бы, попади она, шимпанзе, на зону.

— Ах ты, коза! — возмутился лесной вор и попытался на глазок засечь место обитания заморского животного. Потом сбегал за винтовкой с оптическим прицелом и глушителем. Однако, пока он бегал, шимпанзе исчезла. Тогда Крутой снял глушитель и, выпалив дважды в низкие дождевые тучи, пошел учить английский язык. Но прежде чем усесться напротив юной репетиторши, выпил в погребе холодного квасу с хреном.

На крытом перроне Киевского вокзала Анжелика прощалась со своим парубком. Это был молодой, но толстый хлопец с морщинами на мощном затылке, обнаженном стильной стрижкой а-ля барак.

— Когда у нас будет все, как у людей: машина, дом, дочка… — говорила она с нескрываемой горечью и закуривала тонкую коричневую сигарету. — Она будет в тебя: спокойная, как водолаз…

Эта горечь, казалось, струилась вместе с табачным дымком, который она старательно пускала в лицо, кажущееся ей самым красивым.

— Эге… — подтверждал хлопец. — А хиба ж нам? Вот сделаем дельце — и в Санта-Фе… А скажи, ясонька: сколько те марки могут стоить на аукционе?

Она ущипнула коханого за упругую щеку — хлопец отдернулся.

— Ты че шеебойный-то такой, а, Грицько? Я до тебя — с лаской, а ты до меня — с опаской…

— А я до тебя — с безопаской!.. — остро пошутил Гриц и рассмеялся, довольный удачной шуткой.

Анжелика щелчком отправила окурок под вагон.

— Аукцион ему… Слова какие знает: аукцио-о-он!.. Кроссворды мне в дорогу купил?