Разумеется, не всякий драматический сюжет способен конвертироваться в прозу и наоборот, но ряд стилистических особенностей почерка Шмитта создают возможность такого превращения. Например, обилие диалогов в его повестях и романах: из 75 страниц французского издания повести «Мсье Ибрагим и цветы Корана» диалоги занимают 63. Он не любит подробно описывать облик персонажей и место действия, считая, что это тормозит повествование. В прозе ЭЭШ вы не встретите ни открыточных видов, ни многословных пересказов путеводителя, ни сложносочиненных натюрмортов. Достаточно скупой фразы, и в воображении читателя рождается кадр, мизансцена, подобно тому как пара строк в школьной шпаргалке воскрешает в памяти целую тему.
Все повести Цикла Незримого вначале были написаны для театра как монопьесы и сыграны на сцене, а затем конвертировались в прозаический текст.
Актер и режиссер Бруно Абрахам-Кремер, [15] Бруно Абрахам-Кремер — актер, режиссер, с 1989 года возглавляет «Theatre de l'Invisible» («Театр Незримого»); с пьесой Шмитта «Миларепа» участвовал в Авиньонском фестивале; снялся во многих фильмах, в частности у Бертрана Блие, Клода Шаброля и др. («Актеры», «Ты меня любишь?», «Клоун», «Коко до Шанель», «Милый друг»).
с которым Шмитт познакомился в 1993 году, привлек его внимание к фигуре Миларепы, великого тибетского отшельника и поэта. Писатель создал монопьесу «Миларепа», а затем на ее основе одноименную книгу (1997), положившую начало Циклу Незримого.
Для того же Абрахам-Кремера в 1999 году Шмитт пишет монопьесу «Мсье Ибрагим и цветы Корана» (в 2001 году она с большим успехом была представлена на Авиньонском театральном фестивале). Затем появилась одноименная повесть, а та легла в основу сценария фильма Франсуа Дюпейрона, где главную роль сыграл Омар Шариф. [16] В 2004 году эта работа была награждена кинопремией «Сезар» за лучшую мужскую роль.
Моноспектакль «Оскар и Розовая Дама» стал кульминацией и для самого Шмитта, и для неувядающей Даниэль Дарьё. [17] Даниэль Дарьё (наст. имя Даниэль Ивонна Мари Антуанетт Дарьё; р. 1917) — выдающаяся французская актриса театра и кино, отличающаяся удивительным творческим долголетием: в 14 лет она сыграла свою первую роль в музыкальном фильме «Бал» (1931) и снялась с тех пор в 130 фильмах, вплоть до «Восьми женщин». В 2003 году она получила премию «Мольер» за моноспектакль по пьесе Шмитта «Оскар и Розовая Дама».
Потом пьеса превратилась в повесть. Но дело этим опять не кончилось: в 2009 году Шмитт снимает на этом материале фильм по собственному сценарию, более того — выступает здесь как режиссер и продюсер.
Вполне вероятно предположить, что у повестей «Дети Ноя» (2003) и «Борец сумо, который не мог потолстеть» (2009) неплохие перспективы для постановки на сцене или для экранизации.
Из романа «Евангелие от Пилата» отпочковались две пьесы, соединенные общим заголовком «Мои Евангелия»: «Ночь под оливами» и «Евангелие от Пилата». Они могут быть поставлены в один вечер или раздельно. Это драматический диптих, где первая часть — монолог Иешуа в ночь перед казнью, когда терзаемый страхом и сомнениями человек, которому наутро предстоит умереть, рассказывает о детстве и юности, о попытке летать, о смерти отца и поиске истины. Он вовсе не уверен, что когда-нибудь увидит мать, братьев, тех, кто поверил в него… Вторая часть — детективное расследование.
На сцене оказываются те произведения Шмитта, которые вовсе для нее не предназначались. Например, эссе «Моя жизнь с Моцартом»(2005). Это и автобиографическое повествование о том, как «минуты жизни трудные» для мальчика, юноши, мужчины озарялись светом Моцарта, и дань любви моцартовскому гению. Это письма самого ЭЭШ, обращенные к композитору, такие же бесхитростные и трогательные, как те, что Оскар писал Богу.
Дорогой Моцарт!
Знаешь ли ты, как я стал твоим либреттистом? Я работаю на тебя, ведь тогда, двести пятьдесят лет назад, мне не пришлось работать с тобой.
Я перекладываю твою оперу на французский язык, это «Свадьба Фигаро». Одним глазом смотрю в пьесу Бомарше, которая вдохновила переделавшего ее итальянца Да Понте, другим — на твою партитуру, руки на клавишах фортепиано, в зубах карандаш, под рукой стирательная резинка и словарь рифм — вот в таком не слишком удобном положении я каждое утро проводил пару часов за этим занятием.
Ты без конца меняешь ритм, темп, здесь ускорение, там замедление. В театре, если автор думает лишь о себе, провал обеспечен. Писатели, опьяненные собственной речью, или композиторы, зачарованные собственной музыкой, слышат лишь себя… А твоя музыка творит действие, но не прерывает его или сопровождает. Твои коллеги часто пытались ответить на вопрос о том, что важнее в опере: слова (Prima le parole) или музыка (Prima la musica)? Ложная дилемма. Твой ответ: Prima il teatro!
Читать дальше