Андрей Черкасов - ...А до смерти целая жизнь

Я понял, что нужен тебе. И я был счастлив… Я много вспомнил тогда на вечере. Очень четко помню тот момент, когда писал тебе адрес. Я был нужен тебе, но ты мне нужна была еще больше, и вдруг просто, совсем по-мальчишески захотел, очень захотел, чтобы на мой военный адрес пришло хотя бы одно письмо человека, которому ты нужен и который нужен тебе.

Так неужели тебе не ясно еще, что действительно вернула мне жизнь?.. И я могу повторить тысячу раз: да, ты. Ты вернула меня к жизни тогда. Ты дала мне новую жизнь, ту, которую без тебя я мог бы искать еще долгие годы. Я нашел бы ее все равно, но сейчас я не могу представить того, чтобы в моей жизни не было тебя.

Вот и все…

Я, как и ты, любимая, хочу, чтобы все между нами было просто и ясно…

Твой Сашка».

Вот так живешь и ничегошеньки ровным счетом не знаешь. Помню, мы дома долго ждали тебя в тот вечер и тревожились по обыкновению: где ты там, не случилось ли с тобой чего… Если б мы знали, какая буря улеглась рядом, какое отчаянное солнце брызнуло в родную душу! «Пусть будет все просто и ясно». Уже месяц минул с того вечера, когда вы сказали это друг другу. Почти месяц ты снова в части, и уже наступает февраль с его невероятной и страшной арифметикой: только 64 вечера и 65 утр я буду самым счастливым и самым богатым на земле человеком.

«1 февраля.

Итак, сегодня 1 февраля. Толковали с ребятками о житье-бытье, и в разговоре родился каламбур: «Сегодня — первый день последнего месяца предпоследней зимы». Время все-таки быстро идет. Уже кончается зима, календарная зима, а у нас тут натуральная зима кончится где-то в апреле. Морозы еще покажут зубы. Но что нам морозы! Меня сейчас хоть на Северный полюс посади — все равно выживу. Я заколдованный, любимая. Ничто меня не возьмет теперь, когда у меня есть ты. Ни смерть, ни болезнь, ни черт, ни бог.

Извини, что не смогу много написать сегодня: командир свято помнит, что я художник, и не отказывает мне в работенке по специальности: весь день сегодня пишу, черчу и рисую, аж лицо в туши вымазал. Сейчас умоюсь и — баиньки…»

Не слишком длинна твоя солдатская ночь, но ты успеешь отдохнуть до утра. А утром будешь читать вот это письмо Татьянки:

«Саша, кричи «караул»! Теперь я тебя замучаю своими письмами. А ты еще боялся, что меня замучаешь, — кто кого…

Мне чего-то не хватает, если не получу или не напишу тебе письмо. Милый, ты для меня все… И если что-нибудь с тобой случится, не знаю, как я… как я буду жить после. Вот опять съехала на мрачные мысли, я знаю, как ты этого не любишь, но жизнь есть жизнь. Извини, не буду больше.

Чем больше я думаю, тем больше удивляюсь, как это раньше могла жить без твоих глаз, твоей такой родной улыбки, Саша, Саша!!!

Мне так иногда не хватает твоей бесшабашности, ты всегда, даже в самые трудные минуты, можешь улыбаться, а я нет…»

«Что ж, Татьянка, я принимаю твой вызов на соревнование: кто кого замучает письмами, и обязуюсь… Дурень, зачем это слово! Хочу и буду, потому что иначе не могу, буду писать тебе каждый день… Впрочем, чтобы ты не волновалась, сразу скажу, что в любое время может быть перерыв в письмах, об этом я говорил тебе перед отъездом, помнишь? Сама понимаешь, всякое может быть, ведь я не на курорте.

Не грусти, поменьше думай о том, что может случиться что-то, от нас не зависящее, могущее разлучить нас. Хоть и верна истина о том, что жизнь есть жизнь, знай, что я сейчас, когда понял цену своей жизни, буду «брать жизнь за рога», и она не посмеет принести нам горе… И ты береги себя, родная. Что бы там ни было, пока мы живы, мы будем вместе.

Временами мне нестерпимо хочется увидеть тебя, обнять. И целовать до изнеможения твое родное лицо, гладить твои волосы ладонями и смотреть, без конца смотреть в твои ласковые глаза… И тогда я целую, твою фотографию.

Помнишь слова песни: «Ты в письмах своих приходишь ко мне…»

«3 февраля.

Написал сегодня днем, не надеялся, что вечером будет время, а оно как раз есть. Чувствую, что в привычку вошло писать тебе перед сном. Это потому, что хочу чаще видеть тебя во сне…

Будет, все еще будет. Радостно мне от этой мысли, очень радостно. И нестерпимо хочется чувствовать рядом тебя.

Нет, не бойся, до смерти не четыре шага. До смерти еще — целая жизнь…»

Я не знаю, о чем думает она, Татьянка, читая это письмо… Наверное, о целой жизни, огромной и счастливой, с любимым. Я знаю больше того: если б ты понял вдруг, что смерть — вот она, даже тогда продолжил бы письмо так легко, как продолжаешь это.