Анна Матвеева - Есть! [litres]

Заснуть Еке удалось лишь под самое утро – во сне она прижимала к себе Генину книжку крепко, как любимую игрушку. Конечно, она проспала, и утром собиралась впопыхах, и успокоилась только доро́гой, сыграв несколько раз в игру «обгони арию». Замечательная игра! Ека изобрела её в Тоскане, когда училась в кулинарной школе. Надо успеть доехать до намеченной цели быстрее, чем прозвучат последние звуки любимой арии – сегодня это была баркарола Риккардо из оперы «Бал-маскарад».

Место на парковке оказалось занято Гениной машинкой, но Риккардо всё еще пел во весь голос, когда в тесном ряду блестящих автомобилей нашлась свободная, как раз подходящая джипу прореха.

Каких-то семь лет назад Ека не умела ни готовить, ни водить автомобиль, но героям – пусть даже второстепенным! – положено меняться быстрее, чем реальным людям.

Благосклонно кивнув охранникам, героиня прошла к лифту и на самом входе в кабину опрыскала запястья духами с мучительным запахом ванили.

Геня не выносит парфюмерных ароматов, особенно – сладких, ванильных. Геня не любит огромные машины. Ека знала о Гене столько, что хватило бы на диссертацию. Лакун почти не осталось – за единственным исключением. Это исключение называлось «личная жизнь», и, судя по всему, никакой личной жизни у Гени Гималаевой – как, впрочем, и у Еки – не было.

из которой станут известны кое-какие детали личной жизни деловых людей xxi века, озвученные голосом и вдохновлённые судьбой Павла Николаевича Дворянцева, владельца телевизионного канала «Есть!»

Павлу Николаевичу Дворянцеву – или П.Н., как его запросто «сокращали» в трудовом коллективе (а вот сам П.Н. даже в кризисную пору не сокращал трудовой коллектив), – решительно не хватало времени на личную жизнь. Сразу после прихода зрелости, вторым звонком, директор канала «Есть!» получил малоприятную новость – оказывается, сутки в связи с приходом зрелости будут теперь сокращены на несколько часов. Кто и зачем отгрызает от суток ценное время, П.Н. объяснить не удосужились: его лишь поставили перед фактом, как мальчонку-школяра перед доской с математическими примерами.

Берта Петровна – мама П.Н. (некогда пышная красавица, а ныне бодрая и лишь слегка подсохшая, как финский хлебец, старушка) – часто говорила Павлику о том, что с годами у него будет всё меньше и меньше времени.

– Я же вот, сыночка, тоже не могу привыкнуть, что мне семьдесят шесть, – вздыхала Берта Петровна, глядя, как сыночка перед зеркалом пристраивает на макушке «локон страсти». Локон этот должен был на манер моста пересекать простор водной глади, то есть, простите, конечно же, никакой не глади, а умной и лишь эпизодически облысевшей головы П.Н. К счастью, он был человеком высоким во всех отношениях, и потому добрая половина знакомых не могла обозреть его лысину с локоном по причине малого роста, а другой – менее доброй – половине приходилось прощать это знание.

– Я же вот, сыночка, – продолжала Берта Петровна, – до сих пор чувствую себя от силы на тридцать восемь лет, а выгляжу – все говорят! – не больше чем на пятьдесят с копеечкой.

П.Н. отвлёкся от зеркала и глянул на маму с обожанием – как он делал всегда, даже если она начинала нести совсем уже дикую чушь. В холодный пот директора канала «Есть!» могли вогнать лишь две мысли: что его канал перестанет приносить деньги и что Берта Петровна однажды умрёт. П.Н. знал, что второе событие он предотвратить не в силах, и мысль эта, обладавшая склонностью к праздным визитам, периодически вышибала у него почву из-под ног, превращая окружающий, вполне удобный для проживания мир в адский зал ожидания.

Времени на личную жизнь П.Н. перестало хватать сравнительно недавно – ещё лет пятнадцать назад у него бывали и долгоиграющие романы, и случайные связи, и даже нечто похожее на большую любовь. Во всяком случае, отсюда, из настоящего времени, П.Н. видел те свои страстные метания именно в таком ключе. А вот женатым человеком он себя так и не увидел, поскольку был вскормлен Бертой Петровной под непрерывную песнь о дамском вероломстве, которую мамочка исполняла для Павлика без выходных и перерывов. Возможно, если бы у Берты Петровны родился не мальчик Павлик, а девочка Полина (о которой она, кстати, тайно грезила), то песнь, сопровождавшая счастливые годы детства, имела бы иное сюжетное наполнение, но тут уж, как говорится, кому что дали. Гулять с девочками подросшему Павлику, скрипя зубами и скрепя сердце, ещё разрешали, а вот о женитьбе даже и не задумывались. И сам он об этом не задумывался – Берта Петровна была хоть и беспомощная хозяйка, зато по-человечески превосходно понимала милого сыночку и никогда не посмела бы устроить ему сеанс «пилинга», которым так грешат иные жёны.