Анна Матвеева - Есть! [litres]

– Я, – быстро ответила Ека, и почти так же быстро исправилась: – Мы.

(Это очень важно: в телевидении никаких «я» не существует, оно – коллективная секта.)

Аллочка сдержанно кивнула:

– Видите ли, Екатерина, у нас на канале естественным образом сложилась атмосфера редкого доверия друг к другу. Павел Николаевич доверяет нам, а мы доверяем друг другу. И, знаете, я почему-то не думаю, что вы с Евгенией могли бы в один день сочинить три одинаковых рецепта… Екатерина, я хочу знать, когда вы придумали эти блюда для «Сириус-Шоу».

Аллочка изящно скрестила худые руки на груди и вонзила в Еку взгляд – как шампур.

Серые устричные глаза Еки подёрнулись перламутром, голос затрясся, как моллюск в раковине.

– Я… я ещё три дня назад решила, что мои гости будут готовить именно эти блюда, и я… я не знала, что мы так совпадём с «Гениальной Кухней».

– Совпадёте? – Пушкин возмущенно цыкнул. – Да это не совпадение, а полный съём!

Ека молча подняла глаза на обидчика – из них синхронно, как гимнастки из-под купола цирка, спускались крупные слёзы. Девочки, которые вовремя научились красиво плакать, никогда не упустят возможность продемонстрировать этот навык публично – ведь зрители непременно откликнутся аплодисментами! Вот и Пушкин вздохнул, беспомощно обернувшись к Аллочке, она же снова скрестила руки на груди, словно удерживая саму себя от неосторожных поступков. Аллочку – как Москву – слезами не размочишь, подумала я, и мысленно проводила Еку на свалку телевизионной истории… как вдруг раздался голос… нет, не голос – земляничное мороженое!

– Если что, я бы знала, – сказала Иран, отважно глядя в лицо Аллочке и стараясь при этом скосить взгляд в сторону Пушкина, чтобы охватить как можно больше собеседников сразу. – Ну, правда…

Ека вытерла слёзы и слегка откинула голову назад – будто заметила на противоположной стенке картину и теперь старалась запечатлеть её в памяти. Заговорила она глухо, ни на кого не глядя – прямо как древняя старуха, обиженная на всех своих отпрысков разом.

– Я сама придумала эти рецепты. И я не ожидала, что они окажутся настолько банальными, и что их скопируют даже… в другом шоу. Обещаю, что это не повторится.

Тут звонкой песней взорвался Аллочкин мобильник – неожиданно оптимистической мелодией с подвываниями и совсем уж несуразными «йей-йей-йей». Воистину, эта женщина – воплощённая загадка.

– Да, Павел Николаевич, – сказала Аллочка в трубку. – Да, у нас всё нормально. Да, никаких проблем. Да, отличный прогон, через секунду отправлю вам копию. Да, у мамаши Пуляр раньше готовили отличный омлет. И не забудьте сапоги, если пойдёте за устрицами. Всем передам. Всё скажу. Отдыхайте спокойно. До встречи!

Отсалютовав трубкой невидимому П.Н., который, судя по всему, бродил где-то в окрестностях Мон-Сен-Мишель, Аллочка неторопливо убрала мобильник в карман пиджачка и шлёпнула ладошками по столу:

– В интересах канала, и я думаю, вы все со мною согласитесь… Так вот, в интересах канала мы зарежем сегодня, Геня, твой выпуск. Видимо, это и вправду было удивительное совпадение. Но я вас обеих предупреждаю: чтобы больше таких чудес не было! У нас тут не церковь и не цирк, мне фокусы не нужны, ясно? Геня, тебе ничего не стоит быстренько переписать выпуск, вот давай сегодня, после «Звёздного меню», встретимся у меня в кабинете, и ты покажешь новые рецепты, окей?

Аллочка встала. Следом за ней поднялись остальные. Ека прошла мимо, не поднимая головы, а я всё никак не могла оторваться от стула – как будто меня прилепили к нему на крыжовенный джем.

где последовательно появляются плохое настроение, Остап Бендер и устрицы

Бывают такие дни, когда всё вокруг – от погоды до прохожих, – как сговорившись, вызывает самые отвратительные чувства. Что поделать, даже у оптимистов случаются жизненные затемнения, неотвратимые как зима. В зеркалах торгового центра, коварно расставленных буквально на каждом шагу, я видела сегодня не привычное, вполне миловидное лицо, а словно бы отдельные сегменты-фрагменты не самой удачной фотосъёмки. Тонкие морщины на лбу и под глазами – эскизы будущей старости, которая пока всего лишь примеривается к прыжку. Тусклые (не верьте своим телевизорам!) волосы – без присмотра мастера они тут же отбиваются от рук. И взгляд, лишённый всяческого выражения; неудивительно, что даже поклонники сегодня разбегаются от меня на все четыре стороны.