Анна Матвеева - Есть! [litres]

Раз уж всё равно пришлось останавливаться, толстяк подтолкнул меня к Екиному столику и я, не удержавшись, шлёпнулась на стул. Ека засмеялась, а ко мне прилетела раскрытая карта меню – более грязной и захватанной я в жизни не видела!

– Здесь всё на итальянском, – сказала Ека. – Могу перевести.

– Да я уж как-нибудь сама справлюсь. Я французский знаю.

– Французы! – возмутилась Ека. Белые толстые локоны у неё на голове угрожающе зашевелились. – Знаешь, что они сварили короля?

Я пыталась читать меню, но образ варёного короля сбил меня с толку. И с панталыку.

– Мерлан, дикая утка с фасолью, ризотто с молодым горошком либо с цикорием, спагетти с чернилами каракатицы, конина, морские улитки, разварная ослятина, тефтельки из бычьих мозгов с сыром, индейка в гранатовом соусе, артишоки с креветками, побеги хмеля с маслом и сырное ассорти. Сыр великолепный – «Азиаго», «Монте Веронезе», пьяный сыр и – меровьозо! – «Морлакко дель Граппа»! Пирожные с доломитовым мёдом и резентин. Это, если ты не знаешь, граппа, налитая в чашечку из-под выпитого кофе.

Ека с такой гордостью читала меню, как будто сама его составляла. Но список и вправду впечатлял. За исключением чернил каракатицы, которые я не воспринимаю ни на вкус, ни на вид, ни на запах.

Я заказала утку. Люблю утку! И ризотто с горошком. Люблю ризотто! И артишоки, и побеги хмеля, разумеется, тоже, правда, я ещё не знала, люблю их или нет.

Толстяк, прикатившийся к столу, забрал у меня карту меню и вытер ею пот со лба. Многообещающе!

– А что там было с королём? – спросила я. Не то чтобы мне хотелось разговаривать с Екой и налаживать отношения за счёт этого несчастного варёного короля. Всё было проще – я на самом деле хотела знать, почему французы его сварили.

– Король был английским. Генрих Пятый Ланкастер, красавец мужчина, отважный воин и видный полководец Столетней войны. Громил французов, как зайчиков, потом стал наследником их короля и получил руку его дочери Екатерины. Брат Екатерины договора не признал и начал воевать с Генрихом заново – вот во время этой войны Генрих и умер. Но не на поле боя, а от дизентерии, в Венсеннском замке. Чтобы довезти тело короля до Англии, подданным пришлось сварить его в котле дворцовой кухни.

(На этом месте толстяк принёс мне побеги хмеля. Что сказать – оказывается, я их тоже люблю!)

– Значит, варили его не французы, – сказала я. – Но лучше бы они его засолили – так было бы надёжнее. Скажи, а откуда ты это знаешь?

Ека скромно пожала плечиками:

– Я, как наш П.Н., интересуюсь самыми разными вещами. Кстати, тебе не звонили? Про завтра – ничего не говорили?

Змея наконец вспомнила о том, что она – змея.

Мне ничего не говорили про завтра – более того, телефоны были выключены у всего десанта. П.Н. предавался счастью жизни на фестивале, это понятно. Но почему молчала Ирак? Пушкин? Аллочка?

– Иран недоступна уже больше двух часов! – сказала Ека, когда мы доедали десерт – сыры были восхитительны, как надежда, и нежны, как воспоминания. – Как думаешь, мы можем съездить в Венецию, или будем сидеть на месте, как обещали?

– Конечно, будем сидеть и ждать. Мы ради этого приехали.

Ека вздохнула.

– Тоска! Что ж, пойду к себе в номер, может быть, удастся поспать…

– Совсем не обязательно рассказывать мне о том, чем ты будешь заниматься. Достаточно просто быть на месте. И всё.

– Тогда увидимся здесь вечером. Тебя не затруднит? – Она бросила на стол стоевровую бумажку и поднялась. – Кстати, мы живём на одном этаже.

Она уходила, а толстяки и клиенты смотрели ей вслед. Я почему-то вспомнила о том, что лисы всегда держат себя в форме и никогда не наедаются до отвала, даже если у них есть такая возможность. Вот и сытая Ека двигалась не как женщина, набитая едой, а как полуголодная лисица.

Странное заведение эта «Белла Венеция», думала я спустя полчаса, возвращаясь к себе в комнату. Если бы не первоклассная кухня толстяков, я первая написала бы письмо в муниципалитет Местре с жалобой на антисанитарию и полное отсутствие этики. Да ещё и магнитный ключ никак не срабатывает, дверь не открывается…

Из соседнего со мной номера выскользнула тень и внезапно превратилась в Луиджи. Луиджи был явно смущён нашей встречей и смотрел опасливо, как оленёнок, случайно вышедший на поляну к юным натуралистам.

«Расслабься, Луиджи. Мне нет никакого дела до твоих половых злодеяний, даже если ты вышел из комнаты Еки. А быстро вы, однако, управились!»