Фёдор Углов - Сердце хирурга [litres]

Нужно, наверно, сказать, что снова в Индии я побывал уже в 1968 году, когда выдвинутый мною метод хирургического лечения слипчивого перикардита прошел долголетнее испытание временем, заслужил всеобщее признание. Собственный полученный опыт нашел отражение еще в 1962 году в специальной монографии, написанной в соавторстве с М. А. Самойловой.

И конечно, как только я опять ступил на землю Индии, тут же спросил профессора Сена: знает ли он что-нибудь о судьбе Келаша?

Профессор ответил, что молодой человек (восемь лет минуло!) чувствует себя хорошо, работает с отцом на стройке где-то в окрестностях Дели, его постараются разыскать.

Келаша нашли, и я увидел рослого, мускулистого парня с тяжелыми, рабочими руками и открытым, приветливым лицом. Лишь след от операции на груди – единственное, что напоминало ему о мучительных днях детства… При прощании он долго не выпускал моей ладони из своей, взволнованно говорил трудно дающиеся ему английские фразы, и не было сомнения, что он старается вложить в них самые глубокие чувства своего освобожденного сердца…

Человеческое сердце… Его воспевали с древнейших времен лучшие поэты мира, оно стало символом неувядающей жизни, ее радостей и тревог.

На память приходят строки:

«В открытое для счастья…» И если даже отвлечься от символики искусства, профессионально, по-врачебному взглянуть на сердце как на важнейший орган человеческого организма, бесспорность этой фразы не нужно будет доказывать. Сердце у нас для счастья, именно благодаря ему мы – это мы: ходим, дышим, мыслим, существуем в конечном счете! Как это здорово – жить на белом свете! Стоит сердцу нашему нарушить четкую работу, и мир для нас опрокинут и смят…

Сердце определяет активность человека. Ему, маленькому, неутомимому и чуткому труженику, до всего есть дело.

Знаток наших языковых богатств Владимир Иванович Даль в своем «Толковом словаре» объясняет, что сердце – «представитель любви, воли, страсти, нравственного, духовного начала…».

Недаром же про отзывчивого, внимательного человека говорят: «Доброе сердце!» А про бесчувственного – «жестокосердый». При страхе – «сердце сжалось, екнуло»; справилось со страхом – «от сердца отлегло»; грустно – «сердце ноет»; взяли верх страсти – «сердце не стерпело»; нас растрогали – «сердце растаяло»…

Наш язык этим самым отразил и закрепил великую деятельность и великое значение сердца в человеческой жизни. Ничто – ни события, ни сказанное слово – не проходит мимо него!

И как же невыносимо тягостно становится человеку, когда он вдруг ощущает: его сердце отказывается работать. Тут физические страдания безмерно утяжеляются угнетенностью, если допустимо так сказать, души… Прикованность к постели, страх перед будущим – и так месяцы, годы… А сознание ясное, желания те же – жить, как все, работать, радоваться, быть полезным своим близким, обществу.

Лежишь, а впереди никакого просвета… Операция? Врачи отказываются. Если бы они согласились!

И это – «если бы…» – я читаю в глазах тех, кто лежит сейчас в палате, тревожно и выжидательно смотрит на меня. Палата женская, на восемнадцать коек. Восемнадцать страдалиц, которые уже разуверились в том, что им могут помочь. Всюду – в больницах больших городов, в известных клиниках, на которые они надеялись, был один и тот же ответ: возвращайтесь домой, берегите себя, операция не показана…

Идет обход. Вот на койке больная из Ленинграда. У нее большая печень, асцит, синие губы. Разве можно такую оперировать?! Ординатор докладывает данные анализов. Слушаю. Сомневаться не приходится: чистый митральный стеноз. Операция как таковая возможна, однако ее не проведешь из-за крайне слабого общего состояния больной. Говорю:

– Вам надо еще полечиться, окрепнуть. А главное, спокойно полежать… Долго… Несколько месяцев.

– Но если я выполню все ваши предписания, сделаете мне операцию? Вы не откажетесь от меня?!

Голос вот-вот сорвется на рыдающий крик…

– Нет, не откажусь. Как только исчезнет жидкость в животе, уменьшится печень, приходите. Будем оперировать.

Больная из Иркутска. Она лежит у нас уже месяца два. Условно готовится нами к операции. Если выйдет, конечно, из тяжелого состояния… Впервые сегодня с удовлетворением отмечаю, что ей лучше. Асцит уменьшился, синюшность тоже. Однако она еще тяжела.