Александр Пятигорский - Древний Человек в Городе

Ей было холодно, и в машине она расстегнула ему ворот рубашки, чтобы греть руки у него на груди. Еще она ему сообщила, что он больше всего ей нравится, когда любит ее, спит и сердится. М-да, комплимент туда-сюда, с весьма ограниченной областью применения. Хорошо, а во всех других случаях он совсем не годится? Ну не то чтобы совсем, но он ей часто кажется ("Прости, мой дорогой, я же филолог по первому образованию") скорей стойким художественным приемом, чем цельным образом. А Сергей? (Это не вопрос ей - он просто подумал.) В нем есть угроза. Угроза чего? Смерти, конечно. Когда она с ним, то всегда думает, что это - в последний раз.

В этот визит все было по-другому. Огромная комната с громадным теле

визором. Дополнительная небольшая приемная для посетителей и отдельно помещение для дежурной сестры и аппаратуры. Доктор в светло-синем комбинезоне объяснил, что аневризмы аорты категорически нет, а есть тяжелая стенокардия. Очень тяжелая. С четким противопоказанием хирургического вмешательства. Почему? Сложно объяснить. За последние шесть часов - резкое понижение температуры и кровяного давления. Прогноз - неопределенный, но он не думает, что пациент умрет в ближайшие два-три дня. Еще одно: Сергей совсем перестал спать, а любое снотворное полностью исключено. Очень хорошо, что они пришли. Сейчас он в полном сознании.

"Только не обо мне, то есть пусть обо мне, но не о болезни. Иначе я действительно умру, произнеся перед смертью последние слова Георга Пятого. Когда, желая утешить умирающего монарха, придворный врач сказал, что скоро тот выздоровеет и они поедут на воды в Богнор, реплика короля была: "В... я Богнор имел ("bugger Bognor") - Он говорил только губами. Глаза тускло смотрели из прорезей в бинтовой маске.- Скажите что-нибудь наконец вы оба!"

"Смешно, конечно,- начал Август,- но я хочу говорить о тебе - то, что, кроме меня, никто тебе не скажет, даже ты сам. Когда мы впервые встретились там, в Льеже, мы были свободны. Чудовищно, фантастически свободны, однако по-разному. Я воспринимал свою свободу как возвращенное природное райское состояние, в котором не хотел ничего менять, боялся до него дотрагиваться, только бы продолжать в нем жить. Ты, уже к моменту нашей встречи, решил вставить свободу в рамки твоего решения и воли, очертил вокруг себя "поле свободы". Ты будешь там полным хозяином, а твоя свобода достигнет там максимальной интенсивности. Одного ты не предусмотрел - что тебе разонравятся твои владения и станет неинтересным совершать подвиги на своей территории". "Ну еще бы! Ты предпочитаешь совершать свои на моей",- иронически заметил Сергей. "Я не решился бы на такое обобщение на основании всего лишь двух фактов,- примирительно сказал Август,- тем более что у меня нет своей территории. Так что вроде и выбирать не из чего". "Выбирать придется мне,- уже в дверях быстро проговорила Александра,- кого из вас пустить на свою. Я сейчас вернусь". Не бойся слов, мой мальчик,- прошептал Сергей, переходя на русский.Долбаные бинты надоели. Проститутка (не та - другая) обещала их снять и распеленать руки. Курить хочется".

"Хорошо, Сережа, я скоро кончу.- Он улыбнулся, вспомнив ночной "визит" Сергея.- Я ведь ничего с собой не собираюсь уносить туда... Однако полустанок ли это будет или конечная станция, мечтается мне последний разговор, ну, скажем, на предпоследнем перегоне. Так чего же тянуть? Итак, приезжаю я по железной дороге в Город и вижу - тебя. Или так: обрываешься ты в очередной раз с какого-то места, прилетаешь в Город и видишь - меня. Как в тот раз в Филадельфии. Спасибо за задачку с опозданием". "Спасибо за страховку",отпарировал Сергей. "Посмотри, Сережа, ведь наши встречи - устроены. Не обязательно кем-то, может быть, чем-то. Чем-то в нас обоих. Два кубика из складной картинки, но картинка-то - одна. Одно устройство. Какое - не знаю. Но я уверен, что оно есть, как есть ты и я, и Город с его идиотской "двойной" историей. Твоя способность все обрывать - не дар судьбы, не карты, полученные при раздаче, а тобой самим взятый прикуп. Что знаю я о последних тридцати годах твоей жизни? Почти ничего, если не считать того, что о тебе писалось в газетах и научных журналах. Но - да будет позволено мне считать - что-то все же я знаю. Ребенок Сопротивления, вундеркинд Льежского политехникума, звезда лаборатории Белла и еще страниц на пять. С тех пор ты так далеко ушел от родных владений, что вассалы и арендаторы уже давно не шлют гонцов на Кипр и в Дамаск. Одинокий воин без друзей и врагов, отруби от себя последним ударом эту твою манию - все отрубать. Слышишь, меч зазвенел в ножнах?