— А ты подумал о том, сколько стоит квартира, сколько стоит оплата квартиры, если сюда переехать и жить?
— Ты думаешь, что оплата будет съедать все деньги?
— Конечно. А разве ты думаешь иначе?
Она смотрит газету и кусает губы.
Нам объявляют, что мы едем на экскурсию в Исаакиевский собор.
Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине.
Там отслужу я молебен о здравии
Машеньки, и панихиду по мне.
В соборе идет служба, и я заворожено слушаю пение с клиросов. Я покупаю свечи, вспоминая усопших.
Мои мысли стремительно рвутся к пониманию необходимости творческой деятельности, к тому пониманию, о котором я мечтал всю жизнь, без которого я не смогу ни спокойно жить, ни спокойно умереть. Мне до зарезу нужно знать, кому же все-таки нужно творчество, имеет ли оно смысл?
Нас спешно собирают и ведут наружу.
— Желающие могут подняться на смотровую площадку.
У нас нет на это денег.
Дремота проходит вместе с восходящим солнцем. Причем тучи над городом ушли, отчего сразу стало светло и как-то радостно.
То тут, то там мелькают храмы, в основном, не православные, а либо кирки, либо костелы, либо небольшие мечети.
Дорога пошла под гору в какую-то посадку. Из-за деревьев двухэтажный дом, резной и манящий. Напоминает рязанский музей Павлова И.П. Вокруг усадьбы большой сад. Местность напоминает Солотчу, а лес зовет запахом грибов.
Впереди — мол, доки, пристани, ржавые корпуса кораблей, яхты, поднятые для ремонта.
— Посмотри, Настен, посмотри — море!
Она сонно глядит на меня, потом — заинтересованно — вперед.
— Мы разместимся в этой прекрасной гостинице. Прямо перед собой вы можете видеть Финский залив. Вода сейчас холодная, но местные жители, насколько я знаю, здесь купаются.
Слева и справа — одноместные кровати, впереди — дверь на балкон, прикрытая тюлем и ночными шторами. Две тумбочки, у одной из которых сломана дверца. Небольшой шкаф, в котором обнаруживаются вешалки. Если вернуться в прихожую, можно заметить ширму, скрывающую душевую.
— Посмотри, какой балкон! — кричит Настя.
Это даже не балкон, а целая открытая галерея. Можно обойти все здание кругом. Открывается вид на залив, часть леса и аэродром вдали, а вот те туристы, у которых номера оказались на противоположной стороне, с легкостью могут взирать на весь простор, с его глубиной и странной дымкой.
С удовлетворением я отмечаю, что мое присутствие, равно, как и незаметное перемещение к двери, не вызвало никакой реакции. Будто бы меня здесь никогда и не было. Эти люди поглощены зрелищем, оно будто приворожило их, они не в состоянии оторвать глаз.
Настена сидит в желтой пижаме и сушит волосы. Она выглядит по-домашнему. Ее грудь, не поддерживаемая лифчиком, кажется обвисшей и маленькой, тело — обмякшим, и лишь глаза, напряженные, пытливые, выдают тайную работу, направленную на объекты, неизвестные мне.
— Нам не пора?
— Сядь ко мне, пожалуйста, Кисыч.
Она берет мою руку и прижимает к груди.
"Опавшая", — вспоминаю я.
— Настен, нам пора, а то мы можем опоздать. Помнишь, цирк?
Она улыбается, но в глазах — грусть.
Ей хотелось бы сейчас какой-нибудь нежности, какой-нибудь мягкости и ласки.
Я же становлюсь жестким, потому что она — это она, потому что я должен следить не только за собой, но и за ней. Следить из любви к ней. Не лучшее ли это доказательство?
Я уже объяснял ей все то, о чем сейчас думаю, неужели же эти объяснения были напрасными? И женщине нужна любовная чушь, ничего не значащая, но усыпляющая бдительность и тешащая тщеславие? Нет, Настя, нет, я не думаю о тебе так плохо. Поэтому тебе, моей женщине, придется довольствоваться рассудочной любовью, о которой ты с тоской говоришь, что в числе прочих приоритетов, она стоит едва ли не на последнем месте.
Между нами бездна. Может быть, ее разрушит великий город? Но чтобы это произошло, следует позаботиться об одном — не опоздать на автобус.
— Нужно позаботиться о самом главном, Настен, — не опоздать на автобус.
Хотя мы проезжали мимо этих церквей только во второй раз, меня стала тревожить идея дурной бесконечности, словно я наблюдаю все это уже тысячу лет.
Вместо радости меня стали посещать какие-то другие чувства.
Мы шли по какому-то мосту, пока не уперлись в бассейн, центром которого являлся заяц на высокой деревянной тумбе. Все бросали в него монеты. Считалось, как нам объяснили, что тот, чья монета останется лежать у ног зайца, сможет остаться в городе мечты навсегда. Не удержавшись, мы бросили по 50 копеек, и, конечно же, не попали, мало того, наши монеты даже не долетели до помоста.
Читать дальше