Роман Савов - Опыт интеллектуальной любви

После знакомства с ней мне кажется, что любовь — это познание и разум.

Если в армии весна казалась мистическим спасением ото всех зол, то теперь я даже не заметил ее приближения. Жизнь превратилась в цепь постоянных усилий. Все чаще вспоминался Чехов и Гоголь с их представлениями о жизни, как о явлении скучном и страшном. Я будто оторвался ото всех привычных представлений и взглядов, ото всех друзей, чтения, образа жизни. Я делал то, что раньше считал мещанским и пошлым, я делал то, что не имело смысла, не писал и не читал, ни к чему не стремился. Даже любовь казалась абсурдной. Я даже не пытался узнать причину этого состояния, отягченный безысходностью. Я перестал даже мечтать. Любовь к Насте стала привычной и воспринималась как нечто само собой разумеющееся.

Если бы Корнюшин не показал образец времяпрепровождения в кинотеатрах, жизнь стала бы бессмысленной даже в своей бессмыслице.

Следовало купить компьютер. Зачем? Я отвечал на этот вопрос стольким людям, но никогда не был в состоянии понять подлинную причину. Может, компьютер ассоциируется со свободой?

Причем я не самостоятельно решил его купить, не в результате долгих раздумий и вожделений, а спонтанно.

Просто, Кусто — один из грузчиков 2 цеха — купил его своей дочери.

Кусто рассказал про условия кредита, про первый взнос, который я мог бы сделать весной (если выходить все субботы), получив всего лишь одну зарплату. Как это ни парадоксально, сейчас я получаю больше, чем Секундов, больше чем Тихонов. Моя зарплата гораздо выше средней.

Но кроме работы и зарплаты у меня больше ничего нет.

А компьютер мог дать еще кое-что — "культурный" досуг, возможность выполнять контрольные и курсовые на заказ, причем, уже не от руки, а печатно, как это делал Секундов 4 года назад.

В глубине души гнездилось понимание, что компьютер не поможет, потому что он не нужен, как не нужен и автомобиль, как не нужно ничто и, возможно, никто.

Работа постепенно вытравливала из меня человеческое.

Весна была теплой и ранней. Суббота. Я работал на пэтах. Работал во вторую смену. Впервые в жизни. Вместе со своеобразным "кренделем" по имени Дима. Своеобразным потому, что производил впечатление человека крайне тщедушного и жалкого, недалекого, но, как выяснилось, когда он разделся, человека "накачанного" (к сожалению, так, что человеческая культура казалась неудачно пришитой заплаткой на прореху его мужской природы).

День был особенно тосклив, хотя ничего и не происходило. Не было ни ажиотажа, ни начальства. Уйти я должен был, как обычно, хотя пришел к двум.

Вечером она ждала меня в гости, причем ее родители должны были уехать на дачу, поэтому начинался сезон ночевок на квартире.

Одним словом, чувствовалось приближение лета. Казалось, оно уже наступило.

Каким волнующим было ее тело, обнаженное мною впервые, как тряслись руки, когда я раздевал ее, как приходили поочередно чувства!

Я вспомнил, что два лета назад ждал "дембеля", ждал свободы, представляя ее, эту свободу, во всех красках, но только где же те краски, которые нарисовали этот вечер?

Я вспомнил первый день работы, который проходил здесь же, в этом цехе, с теми же самыми девицами, что и сейчас, с которыми совершенно не хотелось разговаривать, потому что я знал — им нечего сказать мне.

За год для них ничего не изменилось, да и не могло измениться. Я улыбнулся, когда вспомнил, что одна из них — бывшая жена Бороды.

Я вспомнил, что и Настя Алешина (уже не Алешина, а как ее там?) работает здесь вместе с мужем. Я вспомнил разговор с Юрой Шацким о том, можно ли пить пиво на работе.

Бросив взгляд на "теплого" Диму, я откупорил "литрушку" и выпил ее за прошлое, потом еще одну — с солью — за будущее.

Я читал в сотый раз "Спид-инфо", который был едва ли не прошлогодним, периодически подменяя Диму.

Отупело ставил пэты на "рохлю", думая, что если бы не пиво, то не пережил бы этот день.

Смена закончилась (все когда-нибудь заканчивается). Мы сполоснулись в гулком душе. Я еще подумал, что Дима радуется такой работе. Недолго, не тяжело, без людей, тихо.

В суете и забавах, с Лысым, Женьком и Юрцом, работа казалась не столь однообразной.

Но все кончено.

Вечер тоже говорил о несбывшихся мечтах, о том, что еще можно что-то успеть, если отреагировать мгновенно, но… не мне!

Заходя к ней во двор, я вспомнил первый раз, тот первый раз, когда проводил ее лишь до шлагбаума (она все же боялась меня, хотя и предлагала переночевать).