Трейси Шевалье - Новенький

– А этот треугольник равнобедренный, мисс Лоуд? – спросил Иэн в надежде отвлечь ее.

– О! – Учительница прищурилась, глядя на флаг. – Не знаю. Дженнифер, отнеси флаг в класс мистера Брабанта.

– Я могу оставить флаг у себя, – предложил Иэн. – Подниму, когда закончится дождь, и сниму после уроков.

– Я бы предпочла, чтобы за флаг по-прежнему отвечал класс мистера Брабанта. А сейчас, Иэн, садись на место. Хватит беспорядков на сегодня.

Иэн проклинал себя за то, что потерял время, катаясь на веревке. Этот необдуманный порыв лишил его шанса заполучить новую привилегию – хотя он и предполагал, что мисс Лоуд в любом случае побоялась бы идти против мистера Брабанта.

Послышался первый звонок, и Иэн схватился за поручни, чтобы остановить карусель. Одного из мальчиков, которые крутились на ней, похоже, тошнило. Иэн усмехнулся и снова раскрутил карусель.

– Десять центов за остановку, – обратился он к мальчику, тот беспомощно кивнул. Иэн уперся ногой в землю, и карусель резко остановилась.

Радуясь тому, что наконец-то отделались от Иэна, четвероклассники бросились к школе, чтобы занять место в шеренге у входа. Только один несчастный остался стоять перед Иэном, с опущенными плечами и поникшей головой.

– Гони деньги, – сказал Иэн.

Мальчик поежился, не поднимая глаз.

– У меня нет.

– Раньше надо было думать, когда сидел на карусели. – Иэн подступил вплотную к нему. – Залезай обратно. Буду крутить тебя, пока тебе не станет плохо.

– Я… я завтра заплачу. Честно.

– Завтра не годится. Надо сегодня. Чего там у тебя есть? Конфеты?

Мальчик в знак отрицания мотнул головой.

– Бейсбольные карточки?

Тот снова отрицательно потряс головой.

– Ну хоть что-нибудь есть?

Опять то же самое.

Иэн порылся в своей мысленной картотеке, которую собрал, всматриваясь и вслушиваясь во все, что происходит вокруг.

– У тебя есть «хот вилс» [9], гони красный «камаро».

Иэн угадал, мальчик начал шарить по карманам.

– Вот, у меня есть пять центов. Я тебе отдам их сейчас, а остальное завтра или после обеда. Я могу сбегать домой в обед и взять еще пять центов.

Но Иэн уже направлялся к холщовой сумке для учебников, которую мальчик повесил на забор несколько минут назад, когда катание на карусели казалось невинным развлечением перед уроками. Иэн вытащил низкую спортивную машинку с огромными колесами, которая как раз уместилась на ладони. Она даже блестела, как новенькая, – видимо, совсем недавнее приобретение. Когда Иэн клал машинку в карман, то услышал, как мальчик пробормотал ему в спину:

– Болван.

Иэн достал машинку из кармана, бросил на землю и наступил на нее. Колеса отскочили, дверцы хрустнули, крыша вмялась, краска с капота осыпалась.

– Опачки, – сказал Иэн и пошел прочь.

Через минуту он уже бранил себя за то, что поддался вспышке гнева и уничтожил зазря хорошую вещь, как будто ему не случалось слышать в свой адрес словечки и похлеще. Зато какое наслаждение было видеть это выражение на лице малыша – которому поплохело куда больше, чем на карусели.

В течение всего разговора Иэн не выпускал из вида новичка, который топтался в конце двора. Теперь Иэн свернул и направился прямиком к новенькому. К черненькому. Он был очень черный. Во время одной из своих информационных разведок Иэн узнал, что в шестой класс скоро придет новый ученик, но он упустил столь важную деталь, как цвет кожи. Иэн внутренне содрогнулся, когда подошел ближе и разглядел черную кожу, черные глаза, капельки пота, поблескивающие в коротко подстриженных, прилегающих к черепу волосах. « Будь начеку , – подумал он, – держи друзей близко, а врагов еще ближе ». Эти слова любил повторять его отец.

– Когда звенит звонок, все должны построиться, – сказал Иэн. – Вон там. Ты будешь в классе мистера Брабанта.

– Спасибо. – Новенький кивнул.

От того, как новенький произнес это единственное слово – решительно, даже самоуверенно, с иностранным акцентом, от того, как он шел, чтобы встать в строй – словно этот двор знаком и принадлежит ему, уже только от этого у Иэна кишки свело в приступе ярости.

– Черт!

Это Род подкрался, как дворняжка. Маленький и юркий, с темными патлами до плеч. Стоило ему попсиховать, и щеки у него становились пунцовые. Как сейчас.

– Черт, что тут за херня вообще?

Закадычный друг Иэна вечно чертыхался и сквернословил, очевидно полагая, что это делает его круче. Сам Иэн никогда не сквернословил. Отец с помощью ремня давно объяснил ему, что сквернословить – исключительно отцовская прерогатива.