Во дворах было пусто. Люди попрятались от непогоды, которую в городе почти никто не замечает. Валька слонялся один, и ему казалось, что в целом мире были только эти медленно идущие дожди.
Он тосковал по Москве. Тосковал по жизни, в которой все время что-то происходит: приносят телеграммы по ночам, целый день в коридоре звонит телефон, чья-то Маруся улетает на Дальний Восток; на кухне шепотом говорят о человеке, который бросается детьми. По воскресеньям приходит дворник с тревожными вестями о том, что на Маросейке шерсть дают; из-за этого начинается общий переполох, все бегают, и друг у друга занимают деньги. Даже Вальку посылают за ними на шестой этаж к «обеспеченному» старичку.
Хотелось толкаться и спешить. Хотелось, чтобы кругом говорили о делах.
Но больше всего тянуло Вальку к улицам. Хотелось даже того, чего раньше очень не любил. Не любил он бывать на улице, когда все возвращаются с работы и народу так много, что просто темно идти, и ничего не видишь, кроме портфелей да продуктовых сумок. Если повезет и встретится собака, то целиком ее тоже никак не увидеть — или нос мелькнет, или хвост.
Лучше всего на улицах ранним утром. Волнующе пахнет политый асфальт. Просторно. Никто не тычет мокрым луком в лицо. Никто не торчит над тобой. Видно, какие красивые дома, видно все на витринах, а главное, машины видны! Летящие сломя голову короткие «эмки» и длинные «линкольны», автобусы, троллейбусы и снова легковые машины. Какое это наслаждение — стоять у края тротуара и ждать, пока все они пройдут!
Мама нервничает и крепче сжимает Валькину руку. Им надо поскорее перейти улицу, а машинам нет конца — хорошо! Особенно если какая-нибудь возьмет да прошмыгнет близко, Вальку подхватывает вихрем. Но вдруг машины начинают бежать с таким видом, как будто впереди, на перекрестке, что-то случилось и надо скорей посмотреть — в чем дело?
Вот они, обгоняя друг друга, столпились и встали все, потупя фары. Потом разом двинулись с места и опять бегут к другому светофору, наперегонки, кто скорей, — здорово!
И все-таки сейчас в Москву он бы не поехал.
* * *
Днем Валька еще кое-как находил себе занятие, а вечера просиживал у Ксюши или у Кирюшкиных, но чаще у Ксюши.
Кирюшкины жили в стороне, и без пальто к ним не побежишь. Кроме того, в этой большой семье хоть и бывали рады Вальке, но там каждый занят своим. Даже тетя Лиза не всегда могла уделить ему внимание.
К сапожниковой жене он шел и с жалобой и с вопросом. Ксюша терпеливо выслушивала, умела пожалеть тепло и просто.
Часто сама она жаловалась Вальке:
— Ты сирота, ты меня поймешь… — Валька очень не любил, когда она так говорила, но терпеливо слушал. — …А пока дома жила, — продолжала Ксюша, — баловали меня, очень даже баловали. Братец к весне маркизету купит. И отец… — тут она вздыхала, — …отец, правда, только книжки дарил. Принесет новую книжку и скажет: «Аксюнь, поезжай учиться…» Вот и поехала в Москву-столицу, выучилась… мужику подштанники стирать. Сама дура. Другая на моем месте училась бы, а я… маюсь с грешником с этим, на том и кончилась вся моя наука.
Наяночка, с холодами ночевавшая в комнате, лежала у Ксюшиных ног, без конца жевала и очень внимательно слушала, что говорят. Ее можно было гладить сколько хочешь, и она не отворачивала мордочки.
Валька поглаживал Наяночку, грустно смотрел на Ксюшины стоптанные туфли и всякий раз думал, что эти вот самые туфли ходили по Москве. Может быть, не раз прошли по улице Мархлевского. Может, проходили даже мимо Валькиного дома.
Как-то Валька спросил ее, где она была, но Ксюша не знала, зачем он об этом спрашивает, и, отмахнувшись, сказала:
— Ты лучше спроси, где меня только не было!
* * *
Глубокой осенью у Ксюши случилось несчастье.
Валька вбежал на крик. Ксюша лежала поперек кровати лицом вниз и стонала:
— Ю-ухим!.. Ю-ухим, братец ты мой!
Немного успокоившись, она рассказала, что ее младший брат Ефим во время шторма попал в аварию. Ефим остался жив, но ослеп — ему побило затылок.
Валька хотел расспросить поподробнее, но боялся, что Ксюша хуже заплачет.
Через некоторое время пришло второе письмо. Отец писал, что есть надежда вылечить Ефима. Как отлежится, отправят его в Москву, в больницу, тем более Ксюша там близко.
Скоро Ефима привезли. Ксюша неделями пропадала в Москве. Приезжала домой раз от раза все больше похудевшая. Первая операция Ефиму не помогла. Не помогла и вторая.
У Ксюши с Гришкой начались скандалы. Гришка не хотел, чтобы Ефим жил у них. А Ксюша плакала и говорила: «Нельзя везти его назад — утопится он в Волге. Сам говорит: «Не стану жить без глаз».
Читать дальше