Ричи Достян - Тревога

— Прямо целое кино этот пацан.

Сейчас это было сказано точно: они находились в темном зале, а перед глазами в пронзительном свете погожего дня лежала до неузнаваемости красивая главная улица, по которой, как бы нарочно медленно, приближался самый независимый в Сосновом Бору человек— сын лесника, брат трех братьев и одной сестры, Ленька, по прозвищу Вишневая Кофточка, потому что до сих пор вместо буквы «сы» произносит «фы», и когда ест вишни, то, оказывается, глотает кофточки.

Еще о нем было известно, что его не боятся птицы, что он однажды заснул в собачьей будке, что он совершенно не обидчив и всех старше себя считает дураками. Что же ему остается думать о людях, которые ходят за ним и клянчат: скажи да скажи «сосиска». Он охотно говорит «фафифка» и долго потом смотрит, как корчатся от смеха дураки.

— Ха, смотрите, — сказал Слава, — без двадцати двенадцать!

Когда Леня шагнул наконец с белого экрана в темный зал, Костя наклонился к нему и сказал очень грозно:

— А ну, покажи свои часы!

Леня поднял на Костю спокойные серые глаза, некоторое время смотрел без вопроса и без удивления, а потом улыбнулся. Это и был весь его ответ, после чего он пошел к прилавку из зеленой пластмассы, но не втиснулся первым, а потоптался по залу в молчаливых своих размышлениях, и, когда ребята снова обратили на него внимание, Леня стоял боком к Вике. Таким образом он встал в очередь.

— Идут! — завопил Слава.

И все бросились к двери на свои места. Тогда Леня обошел их и очутился впереди.

По левому песчаному тротуару Коммунального проспекта двигались Гриша и Павлик. Даже издали было заметно, что старший ведет младшего не по своей воле. Легкий, тонконогий Павлик висел на сильной Гришкиной руке, как кошелка, которую дома поручили не потерять.

Все «кино», как сказал бы Слава, заключалось в том, что Гриша и не подозревал о компании, зорко следившей за ними. Павлик задирал голову и что-то говорил. Гриша отвечал в пространство перед собой. Головы он, конечно, не наклонял и даже не поворачивал в сторону мальчика, глядевшего на Гришкин подбородок с обожанием.

Шли они медленно. Видно, Грише тоже неохота было торчать тут одному в скукоте вокзала. Но бросилось в глаза ребятам не это. Сегодня Гриша был непривычно угрюм. Спросить, в чем дело, никто не успел, потому что, как только он заметил друзей, выражение его лица молниеносно переменилось, и «спектакль» начался с ходу:

— Ча-ча, сеньоры!. Только что бабушка этого ученого типа обнаружила, что у меня бандитские глаза, — это правда?

— Сейчас посмотрим, — сказал Костя и только собрался заглянуть в упомянутые глаза, как почувствовал, что Павлик оттаскивает его за штаны в сторону.

— Это непрравда! — с пафосом сказал Павлик. — У тебя прекррасные глаза: ТЫ ЮНЫЙ ГЕНИЙ!

Но Гриша не пришел в умиление, он пришел в бешенство:

— Еще раз услышу…

Павлик вздрогнул. Кассирша во второй раз высунулась из окошка. Ей уже интересно стало, что тут сегодня происходит.

Павлик стоял бледный и растерянный. Он не понимал, как можно оскорбить человека словами, которые его бабушка говорит только ему и Вольдемару, любимому своему ученику.

Люди давно сошлись на том, что лепить кувшин, варить щи, полировать шкаф, выкармливать поросят, сажать репу — короче говоря, любое дело надо делать умея, за исключением одного— растить человека! Для большинства это, пожалуй, единственное занятие на земле, которое, казенным языком говоря, «не требует никакой квалификации».

Человек, породив человека, сил своих не щадит, чтобы сделать из него существо, во всем подобное себе. Он навязывает ему все, что знает о жизни сам, но — странное дело! — почти никогда не бывает доволен плодами трудов своих.

Павлик на бабушку Юлию пока не очень похож. Мальчик, безусловно, вежлив, послушен, почти совсем уже отучился от детства, но ДО ИДЕАЛА ЕМУ ЕЩЕ ДАЛЕКО! ОЧЧЕНЬ ДАЛЕКО! Никак, например, не может бабушка Юлия отучить внука вмешиваться в разговоры взрослых. Происходит это потому, что комната у них одна, и еще потому, что, оказывается, у Павлика ПАТОЛОГИЧЕСКОЕ ЧУВСТВО ПРАВДЫ. (О БОЖЕ, КАК ОН ПРОЖИВЕТ С ЭТИМ В НАШ ВЕК!) Говорится это, естественно, гостям, и, естественно, так, чтобы Павлик не слышал, но он почему-то все слышит и очень смущается — ему не хочется огорчать бабушку Юлию, и без того ОБОЙДЕННУЮ СУДЬБОЙ!. Что это значит в точности, он не мог бы сказать, но чувствует, что это что-то грустное. Он жалеет ее и вместе с нею ненавидит всех БЕЗДАРНОСТЕЙ И НЕГОДЯЕВ и даже само слово ТЕАТР.