Татьяна де Росней - Ключ Сары

Орнелла протянула мне высокий стакан чая со льдом, который я с благодарностью приняла. Мы сидели и потягивали напиток.

— Вы живете поблизости? — нарушила она молчание.

— Нет, я живу во Франции. В Париже. Я вышла замуж за француза.

— Париж, надо же… — закудахтала она. — Красивый город, наверное?

— Вы правы, но сейчас я очень рада, что вернулась домой. Моя сестра живет на Манхеттене, а мои родители — в Бостоне. Я приехала к ним на лето погостить.

Зазвонил телефон. Орнелла зашла в дом, чтобы ответить. Пробормотав что-то в трубку, она вернулась во дворик.

— Это была Милдред, — сообщила она.

— Милдред? — непонимающе переспросила я.

— Сиделка моего отца.

Ага, это, должно быть, та самая женщина, с которой вчера разговаривала Чарла. Та самая, которая сказала, что он уже стар и прикован к постели.

— Вашему отцу… стало лучше? — нерешительно поинтересовалась я, совершенно не зная, что сказать.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, увы. Рак слишком запущен. Он недолго протянет. Он уже не может разговаривать и даже не приходит в сознание.

— Мне очень жаль, — пробормотала я.

— Слава Богу, мама не опустила руки. Она очень энергичная женщина. И именно она помогает мне пережить этот кошмар, хотя, по идее, все должно было быть наоборот. Она замечательный человек. Как и мой муж Эрик. Боюсь даже представить, что бы я без них делала.

Я кивнула. И тут мы услышали скрип колес по гравию.

— А вот и мама! — воскликнула Орнелла.

Я услышала, как хлопнула дверца автомобиля, а потом послышались шаги по подъездной дорожке, посыпанной гравием. В следующее мгновение из-за забора долетел высокий, очень приятный голос:

— Нелла! Нелла!

В нем чувствовался забавный, слегка картавый иностранный акцент.

— Иду, мама.

Сердце готово было выскочить у меня из груди. Мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы хоть немного успокоиться. Глядя вслед Орнелле, которая, виляя квадратными бедрами, торопливо семенила по лужайке, я вдруг почувствовала, как меня охватывает возбуждение и предвкушение чего-то необычного.

Сейчас я увижу Сару Старжински. Я увижу ее собственными глазами. И одному Богу известно, что я ей скажу.

Хотя Орнелла остановилась всего в нескольких шагах от меня, ее голос доносился как будто издалека.

— Мам, это Джулия Джермонд, знакомая дяди Лоренцо, она из Парижа, проездом через Роксбери…

Улыбающаяся женщина, которая приближалась ко мне, была одета в красное платье, доходившее до середины лодыжек. Ей уже перевалило за пятьдесят, пожалуй, даже ближе в шестидесяти. Она обладала тем же коренастым сложением, что и дочь: покатые плечи, крутые бедра, полные руки и широкие ладони. Черные волосы с проседью стянуты в узел на затылке, загорелая, испещренная морщинками кожа и угольно-черные глаза.

Черные глаза.

Это никак не могла быть Сара Старжински. В этом я была уверена.

— Значит, вы приятельница Лоренцо, si? [62] Так? Очень приятно!

В речи ее слышался итальянский акцент. Я не могла ошибиться. Эта женщина явно была стопроцентной итальянкой.

Я попятилась, растерянно бормоча:

— Прошу простить меня, ради Бога…

Орнелла и ее мать во все глаза уставились на меня. Улыбки на их лицах исчезли.

— Думаю, мне дали адрес не той миссис Рейнсферд.

— Не той миссис Рейнсферд? — эхом откликнулась Орнелла.

— Я ищу миссис Сару Рейнсферд, — сказала я. — Очевидно, меня ввели в заблуждение.

Мать Орнеллы вздохнула и потрепала меня по руке.

— Не расстраивайтесь. Подобные вещи случаются.

— Пожалуй, мне лучше уехать, — пробормотала я, чувствуя, как горит лицо. — Прошу простить меня за то, что отняла у вас время.

Я повернулась и направилась к своей машине, дрожа от стыда и разочарования.

— Мисс! — донесся до меня ясный и чистый голос миссис Рейнсферд. — Мисс, подождите!

Я остановилась. Она поспешно подошла и положила пухлую руку мне на плечо.

— Послушайте, вас не ввели в заблуждение.

Я нахмурилась.

— Что вы имеете в виду?

— Эта французская девчонка, Сара, была первой женой моего супруга.

Я в изумлении смотрела на нее.

— Вы не знаете, где она сейчас? — выдохнула я.

Пухлая рука снова потрепала меня по плечу. В черных глазах появилась грусть.

— Милая, она мертва. Она умерла еще в семьдесят втором году. Жаль, что не могу сообщить вам более приятные известия.

Понадобилась целая вечность, чтобы до меня дошел смысл ее слов. Голова у меня пошла кругом. Должно быть, во всем виновата проклятая жара и раскаленные солнечные лучи, падавшие с безоблачного неба.