Алексей Аляскин - Враги лютые

Это странное внимание взрослой девушки, причём девушки очень красивой и умной, к его подростковым проблемам, было и осталось для Симки загадкой и тайной тайн, но это после. А тогда всё было таким, каким было, весь мир принадлежит мальчикам, мир создан для мальчиков, и кто в этом сомневается? Да, в мире есть взрослые, но у них свои взрослые дела. И ещё в мире бывают враги, но с ними тоже всё ясно: — враги, это враги. В общем в том мире, в котором жил тогда четырнадцатилетний Симка всё было устроено партией, богом, и товарищем Сталиным так, как должно было быть устроено, переделывать ему ничего не приходилось…

Сестра Славика снабдила Симку боевыми доспехами: — белоснежным платьем с блеском, надела ему на ноги туфельки на каблуках, — и оказалось что у них был одинаковый размер ноги, сделала ему перед зеркалом Причёску, потом отошла в сторону и заставила его ходить, а сама любовалась своим творением. Потом не современно перекрестила мальчика, и отправила в свободное плавание, как испанская королева отправляла каравеллы в таинственный океан… Симка шел, и спиной чувствовал её взгляд.

Появление Симки в облике юной принцессы привело в священный восторг всех мальчишек. По меткому выражению А. С.Розеноера, девяностолетнего заслуженного педагога республики, — все мальчишки неисправимые фантазёры и выдумщики, поэтому все оделись медведями, получилась картина Шишкина. В платье был один Симка. И вот всё медвежье стадо бросило списочных девочек плакать и жаловаться на кремлёвских подоконниках, и ринулось тянуть друг у друга мальчика, переодетого девочкой, ещё бы чуть посильнее, и они разорвали бы Симку на запчасти.

А Симка с пылающими щеками танцевал с каждым, начиная с высокого грузина, который потом стал академиком, и был женат на дочери одного из членов политбюро, и до самого рыжего восьмиклассника, который потом тридцать лет подряд поставлял в страну самые секретнейшие сведения с Запада, и не попадался, выдавая там себя за перса… — и когда после этих тридцати лет нелегальной работы он попался на краже триггерных переключателей для производства атомной бомбы в одной из «третьих» стран, то так и сел в тюрьму, как перс, и никто до сих пор не знает что он на самом деле был просто советский рыжий еврей. А на том школьном карнавале он был единственный кто не поверил в то что Симка на самом деле мальчик, пока не залез ладонью ему в трусы.

После опыта с рыжим разведчиком, Симка уже позволял всем желающим увести себя за памятники товарищу Бебелю, и расстрелу французских коммунаров на втором этаже кремлёвского дворца, и там позволял мальчишкам сколько угодно себя тискать и целовать, а желающих оказалось так много, что губы и соски под самой настоящей девчоночьей комбинашкой распухли и болели, так что утром оказалось что вокруг них за ночь образовались круги синяков; но это всё была не интересная мелочь. Каждый раз, когда он появлялся в зале за руку с очередным мальчиком, все видели его вздувшиеся от поцелуев этого мальчика губы, и удержаться от поцелуев не удавалось уже никому. Девочки были брошены, они сбились в кучу замышляя планы мести один страшнее другого, потому что мальчишкам танцевать и целоваться с другим мальчиком, у которого и так уже распухли губы, и горят пламенем щеки, оказалось интереснее, чем танцевать с назначенной тебе твоей мамой девочкой с поджатыми губами и старательно заученными ответами и вопросами в уме. Все были в восторге от Симкиной выходки, всем было смешно и весело с ним, не реагировал только тот, для кого этот весь смертельно опасный маскарад и был задуман: — молча сидел в углу и упорно рассматривал кончики своих ногтей неулыбчивый Славик. Ему в обязанность было это веселье, и уйти он не мог, поэтому он сидел мрачный, и страдал. Когда Симка пролетал мимо его колен в танце, развевая веер своего белоснежного платья, он закрывал глаза, и открывал только тогда, когда по его расчётам пара была уже на другом конце зала… Девочки пытались вытянуть угрюмого парня в круг, приглашали на танец, но он ни с кем танцевать не стал. Он единственный никак не оделся, а пришёл в обычной школьной вельветке, и даже ботинки не почистил, за что дежурный педагог три раза прогонял его из зала, он уходил и приходил снова, но к ботинкам и не притронулся. Тогда педагог обратился к директору Кремлёвского Дворца, и только уже в результате вмешательства генерала в форме и при орденах подросток кое-как оттёр пальцем свои ботинки. Но это была единственная победа, которую советская педагогическая система одержала над сыном начальника охраны Симкиного папы.