Стивен Уэстаби - Хрупкие жизни. Истории кардиохирурга о профессии, где нет места сомнениям и страху

Когда начал выступать следующий оратор, я попытался ускользнуть незамеченным. Но ко мне подошла группка энергичных молодых людей, желавших со мной сфотографироваться. Я был польщен. Мы позировали в фойе колледжа, перед мраморной статуей Джона Хантера – легендарного хирурга и анатома. Мне всегда становилось не по себе в этом месте. Именно здесь я узнавал о проваленном экзамене – а такое случалось не раз, – когда мою фамилию не зачитывали вслух. Когда многие уходили, понурив голову.

И даже окончательная победа не далась мне безболезненно. В тот раз я сдавал устный экзамен с переломанной челюстью, из-за чего почти не мог разговаривать. Мрачным зимним днем я, весь в грязи, сидел в отделении травматологии кембриджской клиники Адденбрук после неудачного захвата в регби. Не успев переодеться, все еще в спортивной форме, я дожидался, когда меня примет хирург-ортодонт. Но вдруг «Скорая» привезла парня, разбившегося на мотоцикле: он был в критическом состоянии из-за внутреннего кровотечения в левой части грудной полости. Не было времени вызывать кардиохирурга из больницы Папворт, так что интерн и медсестра, с которыми мы были знакомы, попросили меня вмешаться, пока не стало слишком поздно. Я вскрывал грудную клетку прямо в спортивных шортах и с грязными коленями, то и дело сплевывая в раковину собственную кровь.

Об этой странной истории пошли слухи, а на экзамене присутствовал хирург из Кембриджа. Возможно, это даже сыграло мне на руку. В итоге я добился желаемого, однако неприятные воспоминания никуда не делись. Я ненавидел напускное высокомерие экзаменаторов, разгуливавших в ярко-красных мантиях (я называл их нарядами Флэша Гордона) между колоннами. А сейчас Королевский колледж хирургов превратился в учреждение, где приветствуется политика «назвать и пристыдить». Здесь охотно разглашают показатели смертности у каждого хирурга поименно, пресмыкаясь перед чиновниками от здравоохранения, вместо того чтобы защищать своих членов.

Как же все изменялось со времен моей молодости! Несмотря на трудности, мы – те, кому удавалось пробиться в кардиохирургию, – чувствовали себя на вершине мира: мы гордились собой и хорохорились, как петухи. Перед нами открывались все двери, и люди нас уважали. Сегодняшние же стажеры казались мне зашуганными, настороженными и неуверенными в себе. В колледже царила угрюмая атмосфера.

Со мной захотел поговорить стажер родом с Ближнего Востока. Его больница попала под расследование из-за плохих показателей, его наставников – которых он уважал – подвергли критике в газетах, и он усомнился: а стоит ли ему вообще заниматься хирургией? Или же лучше сдаться и уехать домой к семье? Я рассказал ему, как оперировал в Иране больного, уже посиневшего ребенка – сына одного из политиков. Дело было вскоре после революции, и обстановка в стране была крайне неспокойной. Я не знал, что со мной будет, если ребенок не выживет, но не мог пройти мимо: никто другой не помог бы этому малышу.

Мой первый совет заключался в следующем: «Мы работаем ради пациентов, а не ради себя. Возможно, нам и приходится из-за этого страдать, но сожалеть – почти никогда».

Мы покинули историческое здание колледжа и двинулись по улице Стрэнд. Я спросил его, почему он решил заниматься кардиохирургией, и он рассказал, что его сестра умерла от врожденного порока сердца. Он хотел стать детским кардиохирургом, но теперь это казалось ему нереальным.

Мы миновали гостиницу «Савой», и я поделился с ним воспоминаниями – рассказал, как умер от сердечной недостаточности мой дедушка и как я хотел найти решение этой проблемы. Если простой паренек из Сканторпа смог, то и он обязательно сможет. Затем я поведал ему об Уинстоне Черчилле, с которым частенько беседовал на кладбище в Блейдоне. О том, что он никогда не сдавался – даже в самые мрачные дни Второй мировой войны, и о том, как я сам не опустил руки после первой своей операции, обернувшейся катастрофой. Итак, мой второй совет: «Следуй за мечтой – сделай это ради сестры».

Мы свернули со Стрэнд и прошли мимо ресторана «Рулс» в Ковент-Гардене. В бедные студенческие годы я не раз водил сюда девушек, чтобы их впечатлить, а потом голодал до конца месяца. Я сказал, что риска бояться не нужно. Порой он щедро вознаграждается. Через пару сотен метров мы набрели на вход в старую больницу Чаринг-Кросс – мою славную медицинскую школу, которую превратили в полицейский участок. Я рассказал об эфирном куполе и об операции, воспоминания о которой преследовали меня многие годы. О катастрофе, которая могла изменить мою судьбу. Но этого не произошло. Она только добавила мне решимости стоять на своем вопреки всему. Напоследок я произнес еще кое-что: «Прошлое есть прошлое. Оставь его позади. Важнее всего то, что будет завтра».