Кадзуо Исигуро: НОКТЮРНЫ: пять историй о музыке и сумерках

Женщина встала, и Тибор сразу остыл: он был добродушен по натуре и не умел долго сердиться. К тому же слова женщины о его старом учителе затронули в душе Тибора глубинную болезненную струну — мысли, которые он не осмеливался не то что высказать, но даже до конца продумать. Когда Тибор вновь посмотрел на женщину, взгляд его выражал скорее смущение, чем гнев.

— Ну вот, — начала она, — вы сейчас, наверное, слишком сердиты, чтобы подумать о том, что я сказала. Но мне бы хотелось вам помочь. Если вы решите, что готовы к разговору, я остановилась вот там. В «Эксцельсиоре».

«Эксцельсиор» был самый большой в городе отель, и стоял он прямо напротив, на той стороне пьяццы. Показав его Тибору, женщина улыбнулась и направилась в ту сторону. Тибор провожал ее взглядом: у фонтана в центре площади она внезапно обернулась, спугнув несколько голубей, помахала ему рукой и пошла дальше.

Назавтра и через день Тибор неоднократно ловил себя на том, что думает об этой встрече. У него всплывало в памяти, как женщина скривила губы, когда он с гордостью назвался учеником Петровича, и он снова ощущал прилив злости. Поразмыслив, Тибор понял, что дело не в самом старом учителе. Просто он привык думать, что имя Петровича окружено почетом и его ученикам всегда обеспечены внимание и уважение; иными словами, он привык рассчитывать на это имя как на свидетельство, которым можно похвалиться. И обеспокоился он именно оттого, что это свидетельство, похоже, утрачивало силу.

Тибор помнил также о приглашении, сделанном женщиной напоследок, и не раз, сидя на площади, обращал взгляд в дальний ее конец, где виднелся величественный портал отеля «Эксцельсиор», у которого то и дело тормозили такси и лимузины.

В конце концов, на третий день после разговора с Элоизой Маккормак, Тибор пересек пьяццу, вошел в мраморный вестибюль и попросил портье вызвать мисс Маккормак по внутреннему телефону. Тот позвонил, назвал имя Тибора и после кратких переговоров передал ему трубку.

— Простите ради бога, — произнес ее голос — Я забыла тогда спросить, как вас зовут, и не сразу поняла, кто это пришел. Но я вас, конечно же, помню. Признаюсь, я много о вас думала. Мне уйму всего хотелось бы с вами обсудить. Но знаете, давайте организуемся правильно. Виолончель при вас? Нет — ну конечно. Тогда почему бы вам не вернуться через час — ровно через час, и на этот раз с виолончелью? Я буду ждать.

Когда Тибор вновь явился в «Эксцельсиор», портье тут же указал ему на лифты и добавил, что мисс Маккормак его ждет.

Хотя дело происходило днем, Тибор ощущал некоторую неловкость, заходя в ее комнату, но он успокоился, когда увидел просторный номер, где о расположении спальни можно было только догадываться. Деревянные ставни на высоком окне-двери были распахнуты, трепетавшая на ветру тюлевая занавеска не помешала Тибору убедиться в том, что с балкона открывается вид на пьяццу. Сама комната, со стенами из нетесаного камня и темным дощатым полом, напоминала монастырскую келью; ее суровую простоту смягчали отчасти только цветы, диванные подушки и старинная мебель. По контрасту женщина была одета в футболку, тренировочные брюки и кроссовки, словно только что вернулась с пробежки. Гостя она встретила без особых церемоний, не предложила ни чаю, ни кофе, а сразу сказала:

— Сыграйте для меня. Что-нибудь из того, что играли на концерте.

Она указала на глянцевый стул с прямой спинкой, поставленный точно в центре комнаты, Тибор сел и вынул из футляра виолончель. Хозяйка, против его ожиданий, уселась боком к Тибору, перед одним из больших окон, и все время, пока он настраивал инструмент, смотрела прямо перед собой, в пустоту. Когда он начал играть, она не изменила позы и по окончании первой пьесы не проронила ни слова. Тибор быстро перешел ко второй пьесе, потом к третьей. Минуло полчаса, минул час. Сумрачная комната с чистой акустикой, рассеянный солнечный свет, что проникал сквозь колыхавшийся тюль, шум пьяццы в качестве звукового фона, а главное, присутствие хозяйки — все это придало исполнению Тибора новую глубину и смысл. К концу часа он уверился в том, что вполне ответил ожиданиям слушательницы, однако когда последняя пьеса была сыграна, она немного помолчала, повернулась к Тибору и произнесла:

— Да, как с вами обстоят дела, мне в точности понятно. Будет нелегко, но задача вам под силу. Определенно под силу. Давайте начнем с Бриттена. Сыграйте его снова, одну только первую часть, и мы поговорим. Вместе все и проработаем, понемногу за раз.