Зоя Воскресенская - ДЕВОЧКА В БУРНОМ МОРЕ

Антошка выскочила на палубу и ахнула. И Джонни что-то весело залопотал, протягивая руки к небу, как к ярко освещенной рождественской елке.

Горизонт отодвинулся, купол неба высоко поднялся, и из кромешной черноты спускался, колыхая широкими складками, гигантский занавес — легкий, яркий, трепещущий. По сиреневому фону лились голубые и золотистые струи. Нижний край занавеса то опускался и, казалось, готов нырнуть в море, то быстро вздергивался вверх, складки развевались, сиреневый цвет густел и превращался в темно-синий, и по нему пульсировали розоватые и всех оттенков сиреневые штрихи.

Внизу дул ледяной ветер, белые гребешки волн отражали игру красок, а там, наверху, казалось, легкий летний ветер распахивал над миром складки небесного занавеса.

Моряки, пробегая по палубе, тоже на минуту-другую задерживались, чтобы полюбоваться на чудесную картину, хотя она для них была не в диковинку и постоянное напряженное чувство опасности не очень-то располагало к созерцанию. Вышла из лазарета и Елизавета Карповна и, не замеченная детьми, прислонилась к переборке. С легкой грустью наблюдала она за ними.

Антошка совсем еще девчонка и радуется, как Джонни. И хорошо, что умеет радоваться, и Улаф хороший, славный юноша. А сейчас, кажется, переживает свою первую любовь и не умеет скрывать ее, а может быть, и сам еще не осознал.

Джонни сложил губы трубочкой и изо всех сил дул.

— Малыш думает, что это огромный мыльный пузырь, — рассмеялась Антошка. — Ты вглядись, Улаф, ведь точно такими же красками переливается мыльный пузырь.

Но Улаф не отрываясь любовался сиянием, отраженным в глазах Антошки. Они, как два маленьких зеркала, переливали синими, фиолетовыми и золотистыми отсветами. Улаф был счастлив, и ему казалось, что он сам вызвал волшебное свечение неба, чтобы подарить радость этой удивительной девочке, не похожей ни на одну другую.

— Ты смотри, Улаф, — теребила за рукав юношу Антошка, — мы в сказке. Смотри, смотри… Сейчас это уже похоже не на занавес, а на орган; ты видишь, как пульсируют звуки? Ты слышишь, как он торжественно звучит?

— Это гудит ветер и скрипят снасти, — отвечал Улаф, сам завороженный и зрелищем, и волнением Антошки.

— Орган замолк. И снова колышется занавес. Он прикреплен, наверно, к звездам! — шепчет Антошка.

Полярное сияние вспыхивало, разгоралось то ярче, то бледнело, нижний край сине-белой бахромы поднимался все выше, занавес разделился на несколько отдельных полос и медленно растворился во мраке.

— Чудо! — с восхищением воскликнула Антошка. — Спасибо тебе, Улаф.

Джонни вертел во все стороны головой и разочарованно разводил руками. Волшебная елка исчезла. Ночь стала еще чернее, гребни волн поднимались выше и, налетая на пароход, вдребезги разбивались, и брызги, замерзая в воздухе, горошинами сыпались на палубу.

— Мамочка, — Антошка заметила, наконец, Елизавету Карловну, — ты видела, видела это чудо?

— Да, волшебное зрелище, и есть в нем что-то зловещее…

— А по-моему, праздничное, радостное, — возразила Антошка.

— Иди укладывай Джонни и ложись сама, а я пойду в радиорубку: капитан позволил мне послушать последние известия из Москвы.

— Я буду тебя ждать.

— Если передадут что-нибудь особенное, я тебя разбужу.

— Спокойной ночи, — помахала Антошка Улафу.

— Спокойной ночи, — ответил Улаф.

Ему вдруг стало страшно. Зачем эта девчонка здесь? Зачем взяли ее на эту старую галошу и тащат по минным полям, словно испытывают судьбу. Она же ничего не понимает и даже не догадывается, почему у капитана за эти дни голова еще больше побелела. Матросы несут солдатскую службу. Улаф тоже солдат. Если бы он мог неотлучно быть рядом с Антошкой, то, в случае чего… А что «в случае чего»? Напорись пароход на мину или попади в него торпеда, к небу взметнется пламя, рухнет вниз, и все…

Улаф чистил кастрюли в камбузе с ожесточением и был очень зол на себя: перед ним, как два маленьких светлых зеркала, светились глаза Антошки, и в них мерцали синие, голубые, золотистые блики…

Антошка лежала на кровати, обняв Джонни, и думала о том, что она, в сущности, пустой и лишний человек и ей не суждено совершить никакого подвига — неужто так и будет пассажиром в жизни?

А вдруг сейчас придет мама и скажет: война кончилась.

— Я не хочу, чтобы кончилась — кончилась без меня, — вслух сказала Антошка и ужаснулась: —Дура, идиотка, эгоистка!..

Улаф думает, что ей нужны зрелища, развлечения. Он не понимает, что ей нужно быть скорее на родине. А может быть, капитан нарочно отстал, чтобы прибыть в Мурманск к концу войны: ведь конвой, наверно, уже подходит к Мурманску, а они плывут себе, как на прогулке.