Тим Лотт - Любовные секреты Дон Жуана

Сейчас я уже не применяю осаду и натиск. Награда больше не мнится такой заманчивой. Вино в потире кажется отравленным. Кроме того, унизительно сознавать, что, если не ущемлять чувство собственного достоинства, проект становится безнадежным. Добиваться и быть отвергнутым, снова добиваться и снова быть отвергнутым; у меня просто больше нет сил, или веры в себя, или веры в чудесную планету любви, или веры в женщин. Но в то время я еще охотился за ними, как гончая за лисицей. Я знал, что нравлюсь Хелен. И не допускал мысли, что из-за такой ерунды, как ее бывший парень, все может быть испорчено.

Она сказала «нет» один раз, второй… Но имела в виду «да». Каждому из нас время от времени приходится говорить «нет», хотя на самом деле мы имеем в виду «да». Никто не способен распознать все свои желания до конца. Иногда желания надо отыскивать, выкапывать душеразрабатывающим оборудованием, преодолевая неосознанное упрямство. Люди не всегда знают, чего хотят. Никто не осознает всех своих желаний. Мы не настолько могущественны. И тогда другим приходится открывать их для нас. Зачастую это единственно возможный путь.

Итак, мы с Хелен переспали, потому что я, проявив изрядное занудство, всячески донимал и преследовал ее. А вел я себя так сознательно, поскольку понимал, что она боится отвечать за свои поступки, но при этом хочет отдаться на волю сил, более могущественных, чем она сама. Главное, чтобы не пришлось выбирать. Тогда, даже причинив боль своему парню, она будет избавлена от чувства вины.

Откуда у меня взялись силы для победы? Все очень просто: ее парнем был жестянщик по имени Гордон, а я не мог себе представить, чтобы она связала свою жизнь с жестянщиком по имени Гордон. Во-первых, она слишком умна, и, что бы она ни чувствовала к нему, я знал: это ненадолго, она начнет терзаться, ее будут разрывать желания, как меня разрывают желание быть с кем-то и желание наслаждаться свободой. Она хотела своего жестянщика, потому что это была ее первая любовь, и она хотела меня, потому что я был из другой жизни. Я знал, что меня она хотела больше, поскольку я олицетворял будущее. Мое положение в этом смысле было предпочтительнее.

Мы, естественно, выпили. Впервые войдя в ее спальню, я сразу понял, что все предрешено, хотя наши отношения еще толком не начинались. Ощущение это возникло, когда я увидел разложенные на кровати мягкие игрушки.

Тут были и медвежонок Хагги, и бегемотик Гарр, и умещающийся на ладони поросенок Пинки, и жираф Джерри. Мое представление о непокорной, резкой, искушенной и сильной Хелен было поколеблено. Правда, не настолько, чтобы, сидя рядом с ней на кровати, я отказался от попытки залезть ей под платье.

Она не сказала «нет». То есть сказала, но не очень убедительно. «Да» она тоже не сказала. Похоже, она не знала, что делать. Значит, нас таких двое. Я полагал, раз у нее есть парень, она должна быть подкована в плане интимных отношений, но я ошибался. Она нервничала, и ее страх передавался мне. Нам обоим предстояло его побороть. В тот момент я уже не прислушивался ни к чему, кроме велений собственного сердца, и не ощущал ничего, кроме сильного первобытного безымянного запаха, обозначившего ее потаенное желание.

Неловкий, испуганный, возбужденный, я не сразу сориентировался, но затем одним движением вошел в Хелен. Не какая-то часть меня, я весь был внутри нее. Собственное «я», увеличившееся снаружи и опустевшее внутри, улетучилось, я превратился в Хелен, а она превратилась в меня, по отдельности нас больше не существовало. Я слегка отодвинулся назад и снова навалился на нее. Хелен тяжело дышала. Я взглянул ей в глаза.

Глаза: загадочная оболочка, непостижимая мембрана. Сквозь нее мы обозреваем мир, позади нее расположен контрольный пункт наблюдения за Вселенной, контрольный пункт целой Вселенной. Не так-то просто посмотреть кому-нибудь прямо в глаза. Были ли глаза Хелен красивыми? Возможно, но не их я видел тогда. Я смотрел куда-то вглубь, туда, где не было органов речи и зрения, где не было уже и меня самого. Я смотрел на нее, может, секунды две. Потом сделал несколько толчков и произошло что-то невероятное.

Она растворилась в зрачках глаз, она исчезла. Осталась лишь ужасающая пустота, полное отсутствие, внутренний распад. Это было на животном уровне, древнее, как мир, и это напугало меня, но одновременно я все еще был неподвластен страху; она издала глухой, глубокий стон. Я продолжил свое движение, чувствуя, что к этой пустоте мы и стремились, но я-то был еще здесь, мое сознание присутствовало, и тогда я еще не знал того, что знаю сейчас: никогда мне не достичь такого полного растворения, такого исчезновения, проникновения в никуда, как у женщины. Я всегда буду здесь: исступленный, безудержный, возбужденный, но здесь. Буквальность мужского сознания, катастрофическая, незыблемая сфокусированность.