– Может, с пачки кофе? – предположила я. – Еще повезло, что вас не назвали Мокко.
Улыбка Явы никуда не делась, но взгляд вдруг окаменел. Неужто обиделась? Но в следующий миг я сообразила, что она попросту меня не поняла.
– Простите? – переспросила Ява своим вежливым голоском.
– Ха! – гаркнул Дон у меня за спиной.
Насколько я поняла, это «Ха» было скорее веселым, чем пренебрежительным. Он отклеился от дверного косяка и зашаркал к нам.
– Английский юмор, – пояснил он Яве доверительно. – Сух как хер, – добавил Дон, обращаясь ко мне.
Я растерянно моргнула и сообразила, что Дон просто попытался воспроизвести невинную английскую поговорку «сухой, как херес», но, по своему обыкновению, проглотил все окончания.
– Как некоторые сорта хереса, – осторожно поправила я.
У меня уже слегка кружилась голова – и вовсе не из-за смены часовых поясов. Такое чувство, будто я участвую в сюрреалистических скетчах «Летающего цирка Монти Пайтона».
Ява благоразумно решила не развивать тему английского юмора.
– Сэм, это Дон, – сказала она. – Дон у нас готовит выставки.
– Правда? А по виду и не скажешь, что он такая важная шишка.
– Простите?
Застывший взгляд Явы снова сигнализировал: «не пойму, что это вы тут несете». Я вздохнула. Конечно, Ява – очень милая девушка, почти как незабвенная инсталляция Дэмиана Хёрста «Гниющая корова», хотя опарыши по ней и не ползают. У нее только с английским чувством юмора сложности, во всем остальном – очень, очень компетентная особа.
– Точняк! – ухмыльнулся Дон. – Подготовитель. А точнее, мальчик на побегушках. Ладно, – зевнул он, – пора искусство двигать. Еще увидимся.
По крайней мере, мне показалось, что он сказал именно это. Все окончания Дон, конечно же, проглотил. Согнувшись в три погибели и едва не загребая руками по полу, он поковылял к открытой двери прямо за огромным белым столом Явы. Сквозь дверной проем я видела стальные двери лифтов, сбоку шла лестница такого же угрюмого индустриального вида.
Дон нажал кнопку вызова лифта, и тут с лестницы донеслось металлическое клацанье. Через несколько секунд показалась дама на высоченных каблуках. Она проворно соскочила с последней ступеньки и посмотрела на Дона.
– Дон, не говори, что ты вызвал лифт только для того, чтобы спуститься в подвал, – недоверчиво сказала она.
– А ноженьки-то не казенные, – протянул Дон. Двери лифта с глухим лязгом открылись. – Карета того… подана. Пока-пока, леди.
– Наш Дон – большой оригинал, – сказала Ява. – Большой Дон. Но клиентам он нравится.
– Всем?
– Ну, – улыбнулась она, – многим. Остальные находят его деревенщиной. Да и одевается, как оборванец.
– Он и есть оборванец, – сказала Кэрол Бергманн. Она процокала прямиком ко мне и протянула руку. – Но работник каких поискать. Сэм! Привет! Вы ведь прилетели пару часов назад. Никак не ждала вас сегодня.
– Закинула вещи на квартиру и сразу сюда, – объяснила я, пожимая ей руку. – Решила, что если останусь дома, то засну и сложнее будет привыкать к новому времени.
– Пожалуй, это разумно.
Впервые я видела человека, который с такой прагматичностью относился бы к своей внешности. Короткие волосы Кэрол безжалостно зачесала назад; черный деловой костюм из тех, о которых забываешь, как только наденешь; косметики на ней не было вовсе – ни явной, ни скрытой. Единственная легкомысленная деталь – высокие каблуки, но Кэрол явно не считала их орудием обольщения. Скорее всего, грохоча каблуками, она надеялась распугать тех, кто стоит у нее на пути. К вам на всех парах мчится курьерский поезд – вот о чем грохотали каблуки.
– И как прошел перелет? Шофер вас встретил?
– Все отлично, спасибо.
– Хорошо, хорошо. Значит, с Явой и Доном вы уже познакомились. Наверное, лучше провести вас по галерее и познакомить со всеми, кто сейчас на месте. Для начала. Вы уже успели осмотреть экспозицию?
Главный зал я действительно успела обвести взглядом. Вправо уходили еще два зала, но содержимое первого не вдохновило меня на дальнейший осмотр. Там висели четыре огромные пятнистые полотна, заляпанные на редкость мрачными красками. («Пятнистые» и «заляпанный» – не специальные термины искусствоведов. Просто как художник я привыкла ими пользоваться.) Если долго вглядываться в эти холсты, можно, наверное, выудить из глубины какой-нибудь банальный образ, подобно тому, как возникает объемное изображение на «волшебных картинках». Не доверяя проницательности зрителей, художница, некая Барбара Билдер, услужливо дала подсказку в виде названий. Так под полотном, напоминавшим нутро выгребной ямы, значилось «Три кипариса», и если скосить взгляд под определенным углом, можно было углядеть три растения в окружении какого-то месива, видом и цветом изрядно смахивающего на переполненную бочку разлагающихся человеческих испражнений. И все в таком же духе. Здесь явно требовался такт, и не моргнув глазом, я ответила:
Читать дальше