Дальше по коридору сидели и курили ее сокурсники, она подошла к ним, поздоровалась и спросила какого-то Витю.
— А на кой он тебе нужен? Ответили ей вопросом на вопрос, — По какой причине ты его ищешь?…
— Причина эта, — ответила Василиса, — стоит за моим плечом и дышит мне в спину.
Ребята посмотрели в указанном направлении и сквозь меня. Конечно же на мне их взгляд не задержался.
— А, тогда понятно. Так бы сразу сказала, мол рехнулась и ищешь родственную душу. Да на базар он пошел… Можешь его у нас подождать, чайку попьешь, согреешься. Только заварка у нас старая и кипяток остыл вовсе.
Василиса покачала головой побрела прочь.
Благо базарчик был недалеко и не столь большой — разминуться с кем-то по дороге к нему было трудно, а найти кого-то там — проще простого.
Наш случай не стал исключением — мы нашли его в ряду, где он покупал куриные яйца. Яйца эти были мелкими, грязными, и как следствие — недорогими. Собственно все эти эпитеты можно было бы применить и к самому базарчику.
— Ой, чего это у тебя на лбу? — начала Василиса вместо приветствия.
На лбу у этого приятеля переливаясь всеми цветами радуги рос фурункул.
— Это, понимаешь ли, третий глаз Вишну.
— Во первых не Вишну, а Шивы, — заметил я, — а во-вторых Шива ему попался какой-то косоглазый.
Фурункул явно был больше смещен к левому глазу.
— Витя, мне нужна твоя помощь… —.
— Мне нужна твоя одежда, — попытался пошутить я, — и мотоцикл…
— А что случилось? — Ответил он.
— Разве ты сам не видишь?
Он внимательно вгляделся в Василису. Меня он, конечно же не видел.
— Да, — заметил он, — у тебя что-то с кармой…
— По-моему, вопрос исчерпан, — сказал я, — пошли отсюда.
Но нет, меня никто не послушал, хотя я и был услышан. С базара они пошли вместе.
Шли они взявшись под руку, чтоб не упасть.
Погода стояла премерзкая, дул жуткий ветер, дул ветер, заметая снежинки в карманы и во все складки одежды. Снег был редкий, но злой, он как наждачной бумагой обдирал лица прохожим.
И весь город медленно превращался в огромный каток. Льдом покрылись даже газоны.
Мороз и солнце боролись друг с другом с переменным успехом. Утром дворники подсыпали песка, но днем лед таял, песок опускался на дно луж, вода не сходила. Ближе к вечеру ее схватывал мороз, и прохожие ближе к ночи видели странную картину — дорожки щедро посыпаны, но до песка пять миллиметров крепкозамороженного льда.
Но Витя шел без перчаток, руки замерзли и он чтоб поменять руки, он отпустил Василису, сделав пару шагов сам.
И тут я его и ударил.
Удар призрака — не самая сильная вещь в мире. Вероятно, даже наоборот — иной призрак будет лупить вас целый день, замучается в конец, а вы вероятно. Но я у меня получилось — я сделал подсечку, Виктор словно крыльями часто замахал руками. Но не взлетел, а, напротив, рухнул вниз.
— Бинго! — воскликнул я. — Нокаут с одного удара! Три десятка яиц всмятку одним махом!
— А вот это уже подло…
— Ну а что мне еще делать, чтоб ты в меня поверила?
— И чем он теперь будет ужинать?
— Ничего страшного, пожарит яичницу вместе со скорлупой — молодой растущий организм нуждается в кальции.
— Что ты говоришь, прости, не расслышал, — отозвался Витя с земли.
В ответ Василиса молча протянула ему руку — вставай, мол, и пошли…
* * *
Через время я узнал, что когда-то Витя ухаживал за Василисой. Пытался ухаживать. Даже подарил тетрадочку, исписанную его виршами. Ее обложка была щедро украшена рисунками на готическую тему и обозначен адресат: «ВАсе». Именно так — через две большие буквы.
Причина такой орфографии выяснилась позже. Когда-то Виктор ухаживал за девушкой по имени Ася, и именно ей был приготовлен презент. Но, как водиться, не сошлись характерами или еще чем-то и подарок вернулся к автору.
Затем была такая себе Тася, верей ТАся, но и здесь непризнанный наследник Лермонтова остался при своих. Во всяком случае при своей тетрадочке — точно. Потом появилась Василиса, но попытка избавиться от сборника была неудачной. Над этой тетрадочкой к тому времени смеялся уже весь курс.
Затем из поэта он превратился в экстрасенса. Переход кажется натянутым только с первого взгляда. Ибо поэты творящие в штиле рок часто сползают в готику, где два цвета — черный и красный, где принято иллюстрировать стихи темницами, ржавыми кандалами, духами, призраками. Ну а там — прямая дорога к изучению всякого потустороннего.
Он искал воду с лозами в руке — к счастью, в нашей местности, где не копни — везде вода. Ну или по крайней мере трубы водопровода и канализации.
Читать дальше