Владимир Бацалёв - Первые гадости

— Исправляйся, дурак, потом поздно будет.

Через месяц Леня-Юра принес ей кольцо, которое нашел в канализации, и Сени по подарку оценила серьезность его намерений.

— Пойдем в загс, — предложила она, — чего тянуть резину?

— Но я же подал документы, чтобы стать Леней-Юрой-Константином, и с нетерпением жду результата, — возразил Леня-Юра.

— Ну и зря, — сказала Сени. — Папа уже забыл про Константина и бредит приключениями. Беспокойный у него все-таки ум.

— Теперь поздно говорить «зря»: эту машину на скаку не остановишь.

Сени хотела отмахнуться и подождать еще месяц, но вспомнила, что мама Лени-Юры всюду имеет блат.

— Давай через маму, — подсказала ему.

На удивление Лени-Юры Антонина Поликарповна хлопнулась в обморок, когда уяснила намерения сына.

— Я — та самая кобыла, которой любая баба на возу в тягость, — сказала Антонина Поликарповна, выпив капель. — Тебя я еще согласна везти, пока силы есть, но прийти домой и на собственной кухне застать другую — этого я не выдержу! Хочешь мать в гроб вогнать — женись! А я прогуляюсь за белыми тапочками.

— Да ладно, мам, — ответил Леня-Юра — Все вы сначала так говорите. Ну подеретесь пару раз — велика беда.

Очень скоро Антонину Поликарповну уволили за развал работы, так как она разбила чашку «Ессентуки-79» и постарела в глазах друзей на сто лет, связав себя с Чищенным, и встал другой вопрос: кто повезет Антонину Поликарповну до пенсии? Ерофей Юрьевич выступил застрельщиком и сказал, что он довезет без проблем, даже до могилы, гуж по нему, а Леня-Юра пусть женится на здоровье, и его с женой довезет в случае чего. Тем более, расставшись в Куросмыслове с принципами, Ерофей Юрьевич стал таскать домой в три раза больше, причем больше наворованного, чем заработанного. И Антонина Поликарповна сдалась, по крайней мере, смолкла и не попрекала сына уготовленной на кухне могилой, а Сени стала открыто посещать Леню-Юру и даже запиралась с ним в комнате. На пару с Чищенным она внедрила некоторые усовершенствования, которые должны были уничтожить ошибки воспитания в женихе и сделать ее брак посчастливее. В комнатах, в коридоре, на кухне и на балконе теперь появились шнуры, другим концом сведенные на ручке унитаза, чтобы любой мог спустить за Леней-Юрой из любой точки квартиры. Кроме того, Чищенный по просьбе Сени связывал на ночь жениха, чтобы отучить его брыкаться во сне, и набил борта кровати, чтобы Леня-Юра не падал на пол. Антонина Поликарповна била сына по рукам, когда он собирался ковырять в носу, и заставляла мыться по субботам, а любимая каждый вечер протирала суженого одеколоном и водила в театр. Леня-Юра героически терпел и радовался скорой свадьбе. Он подарил Сени «Камасутру» с надписью «Любимой в помощь и в радость», но невеста ничего нового в ней не обнаружила, она в пятом классе знала больше. Тогда жених предложил передарить книгу Девятку яиц и Чертокозе. Посвящение они вытравили уксусной кислотой, пришли в подвал с «Камасутрой» под мышкой и увидели море слез.

Рыдала Чертокоза, которую панк-руководитель гнал за бездарность из ансамбля топаньем ног и злорадными ухмылками под одобрительный гогот панк-руководителя.

— Иди капусту рубить, актриса!

— Гы-гы-гы!

— В бубен ударять бедром я и сам умею!

— Гы-гы-гы!

— Фуфло вы, а не музыканты! — рыдала в ответ Чертокоза.

— Конечно, фуфло, — утешила ее Сени. — Правильно мой папа сказал: сопли в перьях.

— А за таких подружек я Чертокозу железно выгоняю взашей. Вот мое решающее слово, — решил панк-руководитель.

Девяток яиц из любви и солидарности пригрозил уйти за девушкой со стальными зубами.

— Скатертью дорога! — посоветовал ему панк-руководитель. — Таких обормотов в любой подворотне можно ведрами собирать. А стихи Маршака я и без тебя сочинять умею.

Сени уже разобралась в ситуации досконально, взяла Девятка яиц за руку и отвела в отдел по трудоустройству, где Никиту распределили в грузчики «Булочной». Девяток яиц расчесал гребнем волосы, выбросил панк-регалии, смыл поцелуи со щек и опять стал похож на человека, даже участковый на улице пожал ему руку как порядочному гражданину.

— Вам в загс и детей растить пора, — решила Сени. — Терять нечего.

Чертокоза и Девяток яиц замешкались, словно в загсе всех опытным путем проверяли на половую совместимость.

— У нас самое главное в семейной жизни не получается, — сгорая со стыда, призналась девушка со стальными зубами. — Он голову к подушке прислонит и спит. Я среди ночи обниму его робко, а он только почешется в ответ.