Анатолий Байбородин - Деревенский бунт [Рассказы, повести]

– Оно, конечно, между протчим, и отнюдь, а на мой взгляд, дак одна холера.

Бригадир тоже вспомнил:

– Это ещё чо, демохраты-свиньи… Вон, в соседнем районе село переименовали: было Жданово…

Конский Врач зло процедил сквозь зубы:

– Шо ви говорите?! Шо ви такое говорите?! Жданов-таки – сталинский сатрап, от вашего Жданова пострадали великие врачи. Вспомните «дело врачей»…

– Ежели такие же конские врачи вроде тебя, дак и за дело, – рассудил конюх.

Бригадир продолжил:

– Дак вот, значит, было село Жданова, стало село Березовско-Гусинско-Смоленско-Ходорковское…

Конский Врач восхитился:

– Ого!.. Губа таки не дура, шо эдаких тузов собрали. Некоронованные короли России… Может, глядишь-таки, и денег дадут.

– Дадут… Догонят да ишо поддадут… – проворчал бригадир. – Дадут они русской деревне, разевай рот пошире…

Председатель опять забренчал в коровье ботало:

– Господа скотники, пастухи и конюхи, объявляю перекур.

Даже не пугая свиней, спящих в заболоченном пруду, и коров, дремлющих в подзаборной тени, по безлюдному селу Боталу, тихо шурша шинами, кралась сияющая чёрным лаком заморская легковуха. За углом, неподалёку от правления машина замерла, выскочили два добрых молодца в чёрных пиджаках, цепко огляделись, а потом вышел пухлый господин с рыжим чемоданом.

Бригадир с конюхом сидели на лавке возле правления колхоза, когда у щербатого палисадника, словно из волшебной лампы Аладдина, народился человек восточной облички, в барашковой папахе, с чёрными усами и мягким кожаным чемоданом рыжего цвета. Восточный гость низко поклонился бригадиру:

– Салам аллейкам, нашальник!

– Здорово, ежли не шутишь.

Конюх весело присмотрелся к восточному гостю и пропел:

– Да-ра-гой, нашальник будешь? – Восточный человек ещё ниже поклонился бригадиру.

Бригадир пожал плечами:

– Ну, положим…

– Положим, дарагой, положим… озолотим… – радостно заверил восточный гость и поставил чемодан на лавку возле бригадира, потом долго тряс его руку, льстиво заглядывая в глаза.

– Нашальник, я – Анаша Героиныч…

Бригадир засмеялся:

– А я – Вермут Портвейныч.

– Вермут Портвейныч, нашалник, хочу говорить глаз на глаз… – Анаша кивнул на конюха.

– Говори при ём: Мартемьян Иваныч – мой зам; у меня от его секретов нету. Дед, протоколируй наши говоря.

– Вах! Вах! – приложив руку к груди, воскликнул Анаша Героиныч, подъюлил к деду Бухтину и тому потряс руку.

Конюх вырвал ладонь из цепких восточных лап:

– Оторвёшь, зараза… Ишь, урюк прилипчивый!

– И какое же у тебя дело до нашего колхозу, Анаша Героиныч? – поинтересовался бригадир.

– Да-ра-гой, не обижу. – Анаша потряс чемоданом. – Нашальник, ковер спать будишь, золота пиала есть, пить коньяк, кушить шашлик, хурма, любить красывый гурий…

– Ты, Анаша Героиныч, не мельтеши, как муха навозная. Растолмачь, чо у тебя за дело до нашего колхозу.

– Да-ра-гой… нашальник… Вермут Портвейныч… хочу купить твой колхоз…

– Ого! – конюх выпучил глаза.

– Нашальник, дам цена, какой хочишь. Могу в долю взять, дарагой… Озолочу, нашальник. Будишь пить коньяк «пять звизда», кушить шашлик, хурма, спать красывый женчин…

Конюх весело пихнул бригадира:

– Продавай колхоз, Вермут Портвейныч, продавай! Кого жалеть?! Хошь на старости лет поживём как путние: шашлик-башлик, хурма, красывый женчин…

– А скажи-ка, Анаша Героиныч, а на кой ляд тебе наш колхоз? – спросил бригадир.

– Дарагой, тихо тут…

– Дак у лешего на куличках живём, – согласился конюх.

– Веселый травка будем сеять, мало-мало торговать… Нашальник, будишь как султан жить…

Анаша отпахнул чемодан, извлёк бутылку пятизвёздочного коньяка.

– Прими, дарагой…

Бригадир отмахнулся:

– Спрячь бутылку и чемодан свой убери.

– Вах, вах!..Какой чемодан?! Какой чемодан?! Кошелёк…

– Вот и убери свой кошелек.

Анаша спрятал бутылку в чемодан, а бригадир взял гармонь и, подобрав мелодию, лукаво подмигнув деду Бухтину, возгласил, как со сцены:

– Кавказский народный песня…

– Вах, вах, вах! – умилился восточный гость, и лицо его масляно засияло, словно чебурек.

Бригадир и конюх дружно, но ёрнически запели, конюх, ещё и вертя руками над головой, притопывая сыромятными ичигами, плясал сидя: