Виктория Токарева: Инфузория-туфелька

Что пожалуйста? А все. ВСЕ. ЖИЗНЬ.

А потом была кровать-поэма. И ночь, как война, в которой Марьяна дралась за свой дом, как солдат в захватнической войне.

И даже во сне, уйдя от мужа в свой сон, она продолжала держать его за выступ, который считала СВОИМ. И Аркадий не отклонялся. Видимо, хотел, чтобы его держали.

Утром Марьяна провожала Кольку в школу. Он шел рядом, тяжело шаркая. У него были сапоги на вырост. Марьяна посматривала на сына сбоку: как будто сам Господь Бог взял кисточку и нарисовал в воздухе этот профиль. Одно движение — и все получилось. Без поправок. Природа не зря медлила с ребенком для Марьяны. Поджидала и готовила именно этого.

На обратной дороге забежала к Тамаре. Пили кофе. Тамара по-прежнему была похожа на двойной радиатор, но с выключенным отоплением. Широкая, прохладная. Ее что-то мучило.

Тамара курила, глубоко затягиваясь, соря пеплом.

— У него четверо детей, представляешь? — сообщила она. — Мусульмане не делают аборты. Им Аллах не разрешает.

— Я бы тоже четырех родила, — задумчиво сказала Марьяна. — Хорошо, когда в доме маленький.

— Его жена с утра до вечера детям зады подтирает. И так двадцать лет: рожает, кормит, подтирает зады. Потом внуки. Опять все сначала. О чем с ней говорить?

— Вот об этом, — сказала Марьяна.

— Живет, как… — Тамара подыскивала слово.

— Инфузория-туфелька, — подсказала Марьяна.

— Вот именно! — Тамара с ненавистью раздавила сигарету в блюдце. — Это мы, факелы, горим дотла. А они, инфузории, — вечны. Земля еще только зародилась, плескалась океаном, а инфузория уже качалась в волнах. И до сих пор в том же виде. Ничто ее не берет — ни потоп, ни радиация.

— Молодец, — похвалила Марьяна.

— Кто? — не поняла Тамара.

— Инфузория, кто же еще… Ну, я пойду…

— Подожди! — взмолилась Тамара. — Я расскажу тебе самое интересное.

— Ты уже рассказывала. — Марьяна поднялась.

— Нет, не это… Мы вышли вчера из машины. Луна плывет высоко… и снег светится от собственной белизны. Представляешь?

Лицо Тамары стало мечтательным. Она хорошела на глазах и из радиатора парового отопления превращалась в музыкальный инструмент, растянутый аккордеон, из которого плескалась вечная музыка души.

— Снег светится от луны, — исправила Марьяна.

— Нет. Собственным свечением. Снег тоже счастлив…