ПАУЗА
Берд: Я вернулся, давайте начнем с того места, где вы остановились.
Сабрина: Берд, пожалуйста, скажите правду, я вас смущаю? Будет лучше, если я избавлю вас от подробных описаний? Вы очень бледны. С вами все в порядке? Принести вам стакан воды?
Берд: Нет, со мной все хорошо, продолжайте, я обещаю вас больше не перебивать.
Сабрина: На чем мы остановились?
Берд: Ганнибал начал вас душить.
Сабрина: О да. Я почти теряла сознание. Я готовилась умереть. Но, к моему величайшему удивлению, когда я уже почти потеряла надежду, он запустил руку мне в трусы. Его сильные короткие пальцы стали копаться в моей щелке. Я немедленно кончила и упала на плиточный пол. Я лежала, совершенно разбитая, рядом со стеклянной витриной с сухими бабочками. Через какое-то время открыла глаза. Его не было.
Послушайте, Берд, глотните воды. Вы очень бледны, чего доброго, еще упадете в обморок.
Берд: Я в порядке, пожалуйста, продолжайте.
Сабрина: Вы уверены?..
Я была счастлива, я знала, что подцепила его. Революционный карп проглотил червяка. Теперь это только вопрос времени, и вскоре он должен был превратиться в послушного раба. С этого момента он больше не враг-националист, скорее будущий коллега, сотрудник. Он станет нашим агентом, хочет он того или нет. На следующий день он появился позади меня точно в том же месте и в то же время, когда я наклонилась, чтобы закрыть стеклянную дверь витрины пурпурной бабочки. После нескольких таких встреч он стал кое-что себе позволять. В конце концов он даже стал вынимать свое сокровище из штанов. Это было невообразимо огромное оружие. Он тыкал им в мои ягодицы и оставлял синяки. Через какое-то время я даже услышала его голос. Он не был болтлив, в основном раздавалось сочное польское кряхтение.
Не видя его ни разу, я могу сказать, что, несмотря на силу и огромный член, он был коротышкой. Я не сталкивалась с мужчинами меньше его. В Агентстве он стал известен как «агент Мелкота».
Сабрина: Кодкод ждал меня в «Тнуве», псевдопролетарском ресторане на улице Шенкина в Тель-Авиве. Ресторан находился в пяти минутах ходьбы от Крепости Вольфганга. Он сидел в темном углу и ел борщ. Пробираясь к столику, я увидела тарелку с остатками серых котлеток гефилтефиги . [46] Блюдо восточноевропейской еврейской кухни; котлетки из серой рыбной массы и хлебных крошек. Не-евреям не рекомендуется.
Крошки жареной печенки лежали на другой тарелке. Он вовсю обедал, ни секунды меня не поджидая. Я села за столик и гордо объявила, что Ганнибал Петрушка крепко завяз в моих сетях. Он посмотрел мне в глаза, восстанавливая атмосферу важности момента. Кивая головой, сказал, что осведомлен о ситуации. Поздравил меня с успехом, но сказал, что есть техническая проблема, которую надо немедленно решать. Фотографии моих встреч с Ганнибалом не удовлетворяли из-за плохого освещения в музее бабочек. Мне было приказано сделать все возможное, чтобы выманить Ганнибала в более светлую комнату.
Берд: Можете подробнее объяснить, в чем была проблема с освещением?
Сабрина: Он просто пожаловался, что фотографии, сделанные в музее бабочек, слишком темны и недостаточно впечатляют для дальнейшего шантажа. Действительно, музей был местом сумрачным: так лучше сохранялся пигмент на хрупких крыльях сушеных бабочек.
Берд: Господи, да кто же вас фотографировал?
Сабрина: Не спрашивайте меня, мне бы сказали в последнюю очередь.
Только доев борщ и выпив еще кружку пива, он позволил себе расслабиться. Вновь посмотрел мне прямо в глаза и сообщил холодным и снисходительным тоном, что и по слабым фотографиям видно, как я наслаждаюсь. Он напомнил мне, что я работаю на почтенную разведку суверенного государства и посему не должна получать удовольствие от своей профессиональной деятельности.
«Напротив, — сказал он. — В мире военных преданность своему делу измеряется обратно пропорционально уровню удовольствия. Мы и представить себе не можем, что наши доблестные бойцы из 101-го Спецназа получают удовольствие, убивая арабских крестьян. Они убивают во имя своего национального долга, вопреки моральной и этической традиции. Долг превыше удовольствия». Дальше он принялся повторять эту дурацкую мысль во всех возможных формах и аллегориях.
Пока он читал лекцию, его пальцы елозили у меня между ляжками. Как мужчина он был «безнадежен, у него не было ни искры таланта. Он совершенно не понимал женской психологии. Он не понимал, что женщине нужно хрупкое равновесие между болезненной томностью и страстной яростью. Кодкод был здоровяк, но с очень маленьким членом. Я сказала «член», но его прибор едва напоминал мужской орган — он бьш меньше корнишона. Так, моей подруге Магде Московии казалось подозрительным, что у начальника Длинной Руки так коротка собственная «рука».
Читать дальше