Джей Рейнер - Доизвинялся

– Спасибо, мистер Бассет, – застенчиво кивнув, ответил он. – Примите благодарность от имени моего народа.

– Не за что, господин президент.

В три часа пополудни третьего и последнего дня конгресса я устроился поудобнее в теплых объятиях коричневого бархатного кресла и испросил прощения за рабство у престарелого президента Замбии. По сути, это был текст Джеффриса, но я включил в него элементы истории моей семьи, поэтому выражаемые чувства были моими собственными. Опустив массивные мясистые руки на подлокотники, уперев подбородок в грудь, старик сидел напротив меня и, поджав губы, слушал. Когда я закончил, он тяжело вздохнул и закрыл глаза, пока мне уже не стало казаться, что он задремал. Потом он их снова открыл и по-английски с сильным акцентом сказал только:

– История запомнит нас обоих.

Что меня вполне устроило. Если истории нужно кого-то запоминать, то почему не меня? Я снова в игре, мои эмоции снова под контролем. Эйфория была налицо, полноценная, глубокая и удовлетворительная. Мы с президентом совершили доброе дело.

Когда перед возвращением в США мы поднимались на борт «Гольфстрима», Эллен Питерсен сказала:

– А вы ушлый политик.

– Не придавайте этой истории большого значения, – сказал я. – Я предпочитаю считать себя обычным человеком, который по воле случая оказался в необычных обстоятельствах.

– Хорошо сказано. Обычный парень в необычных обстоятельствах. Очень хорошо.

– Как, по-вашему, журнал подаст материал?

– Зависит от ряда вещей.

– От чего, например?

– Как обычно. От исхода выборов в Германии. От того, будет ли достигнуто соглашение на текущем раунде переговоров по мировой торговле. Опять же – всевозможные форс-мажоры. Ну, сами понимаете, стихийные силы.

Последнее выражение мне понравилось. Теперь Марк Бассет соперничал со стихийными силами за внимание читателя.

Марк Бассет против стихийных сил.

Стихийные силы против Марка Бассета.

Да уж, тут любому редактору придется попотеть.

На всеобщих выборах в Германии вернули на высокие посты прежних руководителей. Последний раунд переговоров по мировой торговле в Цюрихе зашел в тупик. И не случилось никаких землетрясений, наводнений или прочих вмешательств стихийных сил, результатом которых стала бы утрата множества жизней. А потому фотография к статье Эллен попала на обложку номера «Тайм» за ту неделю: крупноплановый снимок моего лица, закрытого пухлыми, женственными руками.

Заголовок под ними гласил: «КОМУ ЖАЛЬ ТЕПЕРЬ?»

Ниже шел подзаголовок: «Человек, которому все мало хлеба смирения».

Статья начиналась так: «Марк Бассет – обычный человек в необычных обстоятельствах».

За ней последовали другие просьбы дать интервью.

– …пришло сообщение от некоего Роберта Хантера из Лондона, – сказала Франсин, читая длинный список в книге регистрации. – Просил передать вам привет, интересовался, не хотите ли вы написать дневник: «Одна неделя из жизни Верховного Извиняющегося». Сказал, можете быть настолько позитивны, насколько пожелаете.

– Мило.

– Голос у него чудесный.

– Дженни, ты не против, если я скажу ему просто отва…

– Не сжигай за собой мосты, Марк.

– Тогда сама с ним разберись. Скажи ему, я…

– Очень извиняюсь, но по уши занят?

– В точку.

Дженни нацарапала что-то в своем блокноте.

– Есть одно приглашение, которое ты, по-моему, должен принять. Позвонили от Хелен Треже. Тебя зовут на передачу в воскресенье вечером.

От таких предложений не отказываются. Ток-шоу Треже «Поговорим по душам» представляло собой не прерываемый рекламой часовой разговор с глазу на глаз в прямом эфире и обязательно с Важным Гостем. Его смотрели миллионы зрителей от побережья до побережья, но делали это не ради гениальных мыслей приглашенных, а ради мгновения с носовым платком. Так или иначе, но Треже всегда умудрялась заставить плакать перед камерой собеседников: будьте вице-президенты, сенаторы, генералы в отставке, все они рыдали в кресле перед ней. Если вы хотя бы раз посмотрели «Разговор по душам», то неизбежно предположили бы, что Соединенными Штатами управляет сплоченный круг мужчин с эмоциональным недержанием. На протяжении всего эфира Треже смотрела ясными глазками, сочувственно поджав глянцевые блестящие губки и склонив голову набок. Слова «Не спешите, постарайтесь взять себя в руки» стали ее коронной фразой. Но уж с меня-то слез хватит. Я плакал ради всего человечества. Брать себя в руки мне не придется.