Джей Рейнер - Доизвинялся

И вот теперь я переживал то, что в память об отце братья Бассеты всегда назвали «оглушительным мгновением». Я, Марк Бассет, который никогда раньше ни за что, во всяком случае, ни за что важное не просил прощения, который никогда раньше не видел смысла в раскаянии, наконец произнес слова «извините» и «мне очень жаль». И ощущение было чудесное.

Большинство людей считают счастье своим неотъемлемым правом, это как чистая питьевая вода или сорок телеканалов в гостиничном номере. Может, потому что мой отец умер, когда я был маленьким (отличное извинение почти всем ошибкам и промахам на свете), или просто потому, что я мрачный сукин сын, но я никогда так не считал. Для меня счастье всегда требовало труда. Нет, я не слоняюсь с хмурой, как небо зимой, миной, не выискиваю вечно, на чем бы закрепить веревку, просто состояние легкой, беспечной радости мне не дается. Веселье не для меня.

Вот почему пережитое у Фионы Гестридж меня опьянило. Когда я выходил из ресторана, меня распирало от удовольствия. Я полагал, что поступил правильно не только по отношению к Фионе, но и к себе самому. Я принес утешение нуждающимся и успокоил обиженных, а заодно искупил мои грехи. Такие мысли вертелись у меня в голове, пока я шел на восток по Фулхем-роуд мимо ни много ни мало трех ресторанов, закрывшихся вскоре после моих бичующих отзывов. («Деревянный стол», возможно, не самый худший ресторан на свете, – начинался один, – но, по-моему, до получения такого титула ему осталась лишь самая малость».) Эйфория – странное состояние: это удовольствие, которое ослепляет. Я любил самого себя.

А потом увидел его – сгорбившись и ссутулив плечи, он рассматривал витрину антикварного магазина. И в мгновение ока моя любовь к себе сменилась отвращением. Будто кто-то включил силу земного тяготения, и мои сердце, печень и все внутренности разом придавило к тротуару грузом вины. Он казался меньше, чем я помнил (в чем я тут же обвинил себя самого), и большая, мягкая, щекастая голова теперь съежилась и кожа обвисла, но в нем все еще можно было узнать Гарри Бреннана, человека, у которого я украл работу.

Тогда, чуть меньше четырех лет назад, я был редактором в отделе рецензий, а Бреннан – ресторанным критиком с почти двадцатилетним стажем, и его окружал ореол легенды, которым наделяют тех, чье главное достижение в умении выживать. Если верить слухам, в шестидесятых годах на Дальнем Востоке он принял участие в погребальном обряде, лишь бы попробовать человечину. Судачили, что помимо собаки, кошки и змеи, которых ему подавали во время командировки в Китай, он в различных ситуациях ел тушеную выдру и жаренного на вертеле барсука. Еще говаривали, будто он выдул целую бутылку «Шато Д'Икем» [3]тысяча девятисотого года стоимостью в шесть тысяч фунтов и ни капли не предложил никому из сидевших с ним за столом; что его вышвырнули из «Симпсонс» [4]на Стрэнде за то, что он съел более трех фунтов отборной говядины на ребрах с фуршетного стола и лишь потом объявил, что платить за нее не станет, потому что она переварена. До сих пор, спустя много лет после того, как он ушел с поля боя, еще рассказывают «Гаррины истории».

Он был негодяем и реакционером, и стиль его рецензий был безысходно помпезным («На этой неделе я совершил путешествие в Ломбардию, дабы отведать черной жемчужины сего края, которая зовется трюфель…»), но невзирая на все это, я его уважал, так как он знал, что делает. Да и я ему нравился. Редактором в газету я попал случайно, остался сперва в силу привычки, потом по распоряжению руководства. Он знал, что я готовлю, и доверял мне вылавливать в своих статьях ошибки, которых, нужно признать, было немного.

Однажды незадолго до полудня он возник в редакции у меня за плечом и остался стоять, кашляя и чихая. Глаза у него были влажными и покрасневшими, и каждые полминуты он поднимал ко рту пухлый розовый кулак. А после во фразе, которая как ничто отражала его суть, сообщил, что «поражен инфекцией и оттого в затруднительном положении». В тот день ему предстояло обедать в «Благородном гребешке», почтенном рыбном ресторане в «Сент-Джеймс», [5]куда он часто захаживал, но о котором не писал уже много лет. Хозяева, его близкие друзья, только что наняли нового шеф-повара. Гарри не сомневался, что кормить будут отменно, но (как он выразился), сейчас «не вполне экипирован судить». Из-за простуды у него пропали вкусовые ощущения. Он спросил, нельзя ли позаимствовать мои.