Анатолий Азольский: Еврейская песня

Удар Зямы себя по лбу означал: какой же я дурак, что не догадался раньше!

— Будет сделано, — согласился он, покривившись.

— А вы, Григорий Васильевич, в состоянии, мне кажется, другого моего человека устроить матросом, на большее я не рассчитываю… Китобойная флотилия “Слава” входит в компетенцию вашу, не правда ли? Она ведь базируется в вашем родном городе.

Григорий Сагайдачный, после недолгого раздумья, согласился. А Фима-ядерщик бурно запротестовал:

— Нет, нет и нет! Ко мне с подобной просьбой и не обращайтесь! Вы что, с ума сошли? У нас на одного сотрудника приходится два особиста. Я никого к себе устраивать не буду!

— Именно об этом я и прошу. То есть к вам обратится человек, который даже торговую палатку на рынке не потянет из-за идейно-политической и моральной недостаточности. Вот ему вы и откажете, громко обвинив его черт знает в чем… Ну хотя бы в том, что он — еврей. Договорились?

Борис проводил гостей к двери. На прощание пожелал успехов, не советовал часто рассматривать памятные знаки. И прибавил:

— Мой дом для вас всегда открыт, но лучше будет, если я вас больше не увижу. Никогда. Тем более — на очной ставке.

Отдернув шторы, смотрел он, как из подъезда выскальзывают племянники безвременно скончавшейся тети Берты. Пригубил коньяк и стал размышлять. А где ему упрятать свою долю памятных знаков? Самому себе написать расписку? Глупо. Тем более что… хоть и маловероятен обыск, но кто-нибудь да донесет на него.