Александр Карнишин: Детство Сашки [СИ]

Еще в сараях держали коз, и у кого-то был даже поросенок. Поселок был еще совсем новый, почти как деревня. Только центральные улицы были как в городе. Но пока без сильного движения. Вернее, машин вообще не было. Была одна Победа, на которой ездил директор. И еще грузовики иногда проезжали. А потом — тишина.

И сейчас была тишина.

Уже хотелось есть и спать. Зевалось, потому что было скучно и жарко.

Но тут, пыля, во двор въехал грузовик, и сразу стало весело. Это приехал папа. Тут же появились люди. Они стали носить мебель. Сашка тоже помог. Он принес настольную лампу с большим белым стеклянным колпаком сверху. Она была не очень тяжелая, но нести ее надо было аккуратно, чтобы не разбить.

Папа взял Сашку подмышки и закинул в кузов — прямо с лампой.

— Садись на диван, — сказал он.

В кузове было просторно. Стоял их диван-оттоманка с откидными валиками. Был большой шкаф с зеркалом. И два стула. И еще электрическая духовка. И сумки. И Сашка с лампой.

Он ехал, покачиваясь на пружинах дивана, смотрел по сторонам и прощался со своим двором.

Теперь же он будет жить совсем в другом месте. И там будет другой двор.

Интересно, а индюк там есть?

Сашка проснулся давно, но не шевелился в своем углу, на полу, на сваленных кучей зимних пальто и шубах, застеленных цветной простыней. Ставни на окнах были закрыты, свет никто не включал, а все потихоньку разбредались: кому на работу, кому в сад, кому — готовить на всю ораву.

— Са-а-аш, ты спиш-ш-шь? — шепот из темной прихожей.

Это Люба. Ее уже подняли, потому что у всех в доме свои обязанности. А у Сашки обязанностей нет. Потому что он вчера приехал на каникулы, потому что каникулы — это отдых.

— Тише ты, — ругнулась в полголоса бабушка. — Видишь, спит он еще. Пусть поспит, успеете наиграться.

— Ну ма-а-ам…

Люба приходится Сашке теткой, то есть, тётей. Но он никогда не называл ее так. Она старше всего на пять лет! Правда, здесь, в Городище, есть его дядя, который даже младше его… Но дело не в возрасте. Как-то так получилось, что он был самым первым и самым любимым внуком, и племянником, с детства сидел у всех своих дядек и теток на коленях, и так уж повелось, что воспринимался ими, как еще один маленький брат. Им это было легко принять, раз у них самих разница между самым старшим братом и самой младшей сестрой — двадцать пять лет. Вот, старшие работают все, а у Любы хоть каникулы, но сегодня ее погнали «на картошку», жука собирать. Ну, она и думала, видать, что вдвоем пойдут…

Вчера Сашка с мамой приехал на поезде. От поезда они пошли на автобус сразу направо через площадь вокзалом со шпилем и большими черными фигурами рабочих и красноармейцев. От вокзала маленький горбатый автобус долго и тряско вез их через весь Волгоград в далекое Городище.

В автобусе было тесно и жарко, но Сашка смотрел в окно и первый увидел церковь, и стал маме показывать, но она стала бить его по руке, чтобы он не показывал пальцем, а потом шипела тихонько, что неудобно, что на них все смотрят. А что тут смотреть? Вон она, церковь, рыже-красная, огромная, прямо над всем Городищем. В церкви — библиотека. Раньше там был еще и клуб, но недавно напротив построили новый «Колосс» (или все-таки «Колос»? потому что — село?), в который теперь все ходят в кино.

Автобус плавно обогнул церковь, спустился вниз на мост через балку, потом поднялся вверх и остановился на повороте. Тут выходили почти все.

Сашка выпрыгнул первым. Мама с чемоданом — за ним. И они пошли вниз по улице, по самому краю дороги, потому что по дороге идти было неудобно. Вся дорога была засыпана мелкой тонкой горячей пылью, в которую если наступить, то мамины босоножки утонут до самого верха, наверное, а в Сашкины сандалии пыль просто насыплется сверху, и тогда носки будут грязные. А надо сначала дойти, и чтобы бабушка с дедушкой встретили и порадовались, какие все аккуратные и чистые.

В прошлом году Сашка с местными приятелями устроил игру в Чапаева. Ну, когда беляки идут под марш, а пулемет молчит, и тут вдруг выскакивает Петька со своими, и начинает кидать гранаты, и все взрывается, а беляки бегут. Вот и они так играли. Надо было взять кусок газеты, свернуть ее кулечком, как для семечек, в кулечек насыпать этой пыли, края завернуть — и вот это были гранаты. Если такую гранату кинуть, то при падении она взрывалась, почти как настоящая, как в кино почти: сначала хлопок, а потом столб пыли, как дым… Но только надо было брать старые газеты, которые уже не нужные и просохшие хорошо. А тетрадные листы здесь не годились, потому что тогда гранаты не разрывались.