Тимонг Лайтбрингер - Людям Настоящего [проза]

- Зачем ты здесь ? Разве что-то не так ? – начали они перешептываться друг с другом.

- Да, - ответил Голос. – Время пришло.

- Зачем ? – удивились люди. – Мы его не ждали !

- И все же оно здесь. – Мы снова с вами. Время пришло живым проснуться.

- Вас много ? – в испуге крикнули люди. – Сколько точно ? – решили уточнить они на всякий случай.

- Сколько капель в море ? Сколько облаков в небе ? Сколько лучей у солнца ? – знаете ли вы ? – отвечал Голос. – Не утруждайте себя подсчетами. Время близко.

- Грядет страшное ? – заметались в панике люди.

- Грядет новое, - прошептал Голос. – Но не все хотят слышать об этом.

- А почему нас не предупреждали заранее ? – стали недовольно ворчать они.

- Мы шептали вам о том постоянно. Мы приходили вновь и вновь. Наша ли вина, что вы не желали внимать ? – спокойно вопросил недовольных Голос.

- Мы не живем тысячи лет ! – в гневе вскричали они. – Что толку нам и нашим детям было слушать вас !

- Ой ли ? – засмеялся Голос. – Что толку нам тогда было бы говорить вам о том заранее ? Вы все забыли. Даже себя, - печально вздохнул он.

- Надо что-то делать ? – люди были очень встревожены.

- Можете продолжать спать, - ответил встревоженным Голос. – Те, кто чуял, уже начали пробуждаться.

- Разве мы спим ? – удивились встревоженные.

- Все свои жизни подряд, - ответствовал Голос. – С широко открытыми глазами.

- А если кто-то все-таки желает проснуться, - выскочил из толпы встревоженных кто-то. – Что делать ему ?

- Услышьте нас. Различите наш глас от гласов иных. Почуйте сердцем !

- Погоди ! – закричали люди, видя, как голос собирается обращаться к другим из них. – Нас не устраивает имя “Безымянный” ! Как нам все-таки называть тебя ?

- Что ж, - опечаленно вздохнул Голос. – В таком случае … в таком случае называйте меня Голосом Вашей Совести.

На основе данных мне полномочий временного главы новоиспеченного Верховного Совета Объединенных Стран я провозглашаю наши страны одним государством. Любая идеологическая, политическая, экономическая, психологическая и прочие не названные виды разобщенностей устраняются, образованное государство получает статус свободной конфедерации, общемировые политические карты подлежат пересмотру - с них убирается какое-либо территориальное разграничение поверхности планеты по политическому признаку, все границы устраняются, населению бывших государств гарантируется свободная и беспрепятственная возможность перемещения по всей территории нового образования, а вновь образованная общность получает название ...

- Хм. Да оставь ты уже эти свои напыщенные речи, - и человек улыбнулся. Мы ведь не собираемся тешить свое самолюбие как политики прошлого, верно? - и он с улыбкой оглядел поднявшийся зал. Давайте назовем его … давайте назовем его так, как называется наша планета … давайте назовем его единым государством Земли…

Я остановился. Я остановился тогда, когда заметил совершенно нарушающую все мыслимые и тем более немыслимые законы человеческой логики картину. Это было не просто странно … это было как-то … нелепо что-ли … поразительно…

Уже несколько лет я был стабильным посетителем этого учреждения, исправно бывал в нем раз в два-три месяца, - я привык видеть желтые стены с шелушащейся и отваливающейся штукатуркой, вечно унылые лица его работников … привык видеть очереди пожилых людей с опущенными и грустными лицами, привык наблюдать, как некоторые из них не без помощи других своих собратьев вынуждены были выстаивать многочасовые раннеутровые очереди, дабы получить заветный билетик, дающий тебе право узнать свою судьбу - потому что и они, эти люди, старались как можно реже бывать здесь. Бывали только по необходимости. Те же, состояние которых еще пока позволяло это, старались не бывать вовсе.

Мне приходилось бывать здесь не раз - состояние уже не позволяло иного. Стоять в очередях среди других таких же собратьев по несчастью, слушать отчужденно-холодные голоса людей, констатирующих ухудшение течения твоей болезни и всегда что-то старательно и долго вычерчивающих на карточной бумаге, не утруждая себя, впрочем, какими-либо комментариями по этому вопросу.

Я привык к этому месту, несмотря на всю его нелепость. Я не мог к нему не привыкнуть.

В некотором роде мне было уже все равно, что скажут врачи - свой приговор я знал уже давно и давно смирился с ним. Мне было интересно иное, мне было до боли интересно то, почему, почему эти люди так старательно избегали смотреть тебе в глаза, когда зачитывали диагноз, не оставляющий тебе шансов на выживание - во всяком случае не в этой жизни, во всяком случае не в следующий за этим десяток лет. Мне было интересно то, почему они, белые, как погребальный саван в этом доме скорби, лишь умножали эту скорбь своими лицами, своими холодными голосами…