Владимир Вафин - Чужаки

— Я думаю, что этого достаточно, чтобы выгнать тебя из милиции! — сказал мне начальник, объявляя очередной выговор и прекрасно сознавая его несправедливость.

Вскоре в приемнике появилась комиссия, которая устроила судилище надо мной. На меня набросилась вся «плесень», что заполняла приемник, возводя напраслину. За всю ту правду, появившуюся на свет, они жаждали моей крови, моего унижения, создавая удушающую атмосферу вокруг меня. Через некоторое время меня вызвали в УВД и предложили сдать удостоверение. Я попросил приказ о своем увольнении. Выяснилось, что такого приказа нет! (Он появится позже с приговором: «Уволить за нарушение служебной дисциплины».) Но понимая, что бороться с Системой, которая тебя отторгает, бесполезно, я бросил на стол свое удостоверение.

Так я был изгнан из приемника-распределителя.

В тот солнечный первый день апреля я прощался с пацанами и сотрудниками, которых уважал и ценил. Я уходил из приемника, в котором меня предали. До сих пор помню, как оглянулся перед выходом за ворота и посмотрел на решетчатые окна второго этажа, за которыми сгрудились пацаны, махая мне на прощание руками. Запомнились грустные глаза Саньки, который поверил мне, разглядев сквозь мундир человека.

Я уходил с беспокойством за судьбы подростков. Было одиноко от того, что их больше не увижу, но я ошибся... Пацаны нашли меня. Они пришли в мой дом, пришли к своему другу. Мама, когда кормит моих бродяг, шутит, что я дома открыл приют. От них приходили письма, и как было радостно сознавать, что все, что я делал, было не напрасно! Открываешь письмо и как будто слышишь знакомый голос: «Здравствуйте, капитан Влад! Пишет вам ваш Алеха, тот, кто портил вам кровь в приемнике, которого вы отвозили в спецуху. У меня кончается служба, и я хочу приехать к вам. Примете?».

Через месяц после моего увольнения раздался телефонный звонок:

— Здравствуйте, Владимир Александрович. Это я, Ленька. У меня скоро суд, вы не могли бы мне помочь?

— Ленька, но я же не работаю в приемнике.

— Значит, вы мне не поможете...

— Постой, я разве говорил, что не помогу? Когда у тебя суд?

— Одиннадцатого.

— Жди, я приду...

Вот и получается, что когда-то я для них был конвоиром, а теперь стал другом.

Так закончилась моя милицейская служба. Я не жалею, что отдал ей девять лет. Я многое понял, хотя это понимание далось мне, как говорится, с кровью. И главное то, что в милиции должны служить настоящие, думающие профессионалы-мастера, а не бездушные исполнители приказов.

Но Система должна была чем-то отплатить мне, и в результате в еженедельнике «Щит и меч» появилась статья, в которой на меня выплеснули всю грязь: сплетни, обиды, злобу и ненависть. Как же мне было больно и обидно! Я очень переживал. Но эти переживания прошли, когда подросток, прошедший через челябинский детприемник, через эту опасную зону, сказал мне:

— Все это туфта, Владимир Александрович. Пацаны знают, какой вы! И они придут к вам, а не к ним. Вы были хорошим милиционером, добрым и справедливым!

Вот она награда за годы службы в милиции — прозрение, что необходимо быть не на страже законов власти, которые приходят и уходят, а на страже вечного Закона добра и справедливости: жить по совести!

Эта книга — плод моих многолетних раздумий и, если хотите, боль моего сердца. В очерках, рассказах, представленных в ней, нет ни доли вымысла. Основу повестей «Шрам на душе», «Чужаки» и «На колени!» составляют реальные факты и события, но сюда также включены некоторые эпизоды, которых на самом деле не было, но которые вполне могли иметь место при определенных обстоятельствах.

И если эту книгу прочтут взрослые, я прошу их об одном: задумайтесь о судьбе детей, волею безжалостной судьбы попадавших в спецдома. Поймите, если вы отвернетесь от них, они вам этого не простят, и на вас обрушится лавина детской обиды. Кем они станут завтра — нормальными людьми или матерыми преступниками — зависит от нас с вами. Мы все в ответе за их судьбы!

Из приемника-распределителя вышел подросток лет пятнадцати. У него сегодня закончился срок. Он шел по аллее скорым шагом, как бы торопясь уйти от этого страшного места. За ним едва поспевала его мать.

— Коля, подожди, — в который раз просила она.

— Ну, что тебе надо? — не оглядываясь на нее, огрызнулся он.

Открывшиеся перед ним ворота выпустили его и тут же закрылись. Мать, не добежав, растерянно остановилась перед ними.