Владимир Вафин - Чужаки

— Здорово, Денис, — сказал, улыбнувшись, Курбан, спрыгивая с подоконника. — Ты что не корефанишься? За что в спецуху-то попал?

— Самолеты угонял, — иронично улыбнулся Денис.

— Все прикалываешь...

Из душевой вышел подросток, толкая перед собой мокрого всхлипывающего пацана лет одиннадцати.

— Дюша, ты меня понял? — повысив голос, спросил его Курбан.

— Да, — еле слышно ответил паренек обреченным голосом.

— Принц, ты парень свой, я предлагаю тебе долю, — Курбан испытующе посмотрел на Дениса.

— За что?

— Не въезжаешь? — загадочно улыбнулся Курбан.

Дверь душевой распахнулась, и подросток с порога крикнул:

— Курбан, я за Заморыша пятихатку взял! Они его в «Жучке» повезли квартиру брать.

— Закройся, Тютя, ты что, упал? В рот тебя долбать! — Курбан показал подростку кулак и повернулся к Денису: — Объясняю, если ты не допер: мы бомбим «чух» и «марех», тебя берем в долю, ты же свой. Это тебе ни хухры-мухры.

В душевую ввели Стрижа.

— О, Стриж! — воскликнул Курбан. — Давно ты меня не радовал. Значит решил наконец: принес бухало?

— Нет. Бабушка еще талоны не получила, — произнес, насупившись, Стриж и опустил свое круглое с ямочками на щеках и на подбородке лицо.

— А меня это трясет? Оборзел, — зло отрезал Курбан.

— Я сигареты принес, Курбан, — растерянно улыбнувшись, произнес Стриж и приподнял футболку: из-за пояса выглядывали пачки сигарет.

— Стриж, ты куревом не отмажешься, — отозвался с ехидцей Курбан. — Сегодня какое число? А-а, десятое. Кащей, Череп, отпустите ему по почкам десять раз и пусть держит «фанеру».

Подростки схватили Стрижа за руки. Череп замахнулся, но Денис, оттолкнул его, схватив за руку, закрыл собой пацана, к которому в душе шевельнулось чувство жалости.

— Кончай беспредел, Курбан! — выкрикнул он, и в его глазах появилось жесткое выражение.

— Ты че, Принц? Офигел, на наши законы прешь? — удивленно глядя на него, спросил Курбан.

— Папу я ложил на твои законы, — сказал Денис и, отвернувшись, взял Стрижа за руку. — Пошли.

Курбан подмигнул Тюте и тот, преградив им дорогу, с силой ударил Дениса в живот, отбросив его к стенке. На него тут же набросились Махно, Кащей. Пересилив боль, Денис резко выбросил вперед ногу, свалив на пол Махно. Кащей взвыл от боли, получив по челюсти. Тютя, размахнувшись, ударил Дениса. Схватив Тютю за руку, Денис перебросил его через себя. Потрогав пальцами разбитую губу, надвинулся на Курбана, вставшего в стойку.

— Ты че дергаешься, стрекозел? — с презрением произнес Денис и с силой ударил его кулаком в лицо. Пролетев небольшое расстояние, он рухнул на пол.

— Принц, не надо! — дрожащим голосом заскулил Курбан, испуганно глядя на занесенную руку Дениса.

— Не ссы, я об тебя руки марать не буду, — подавляя гнев, сказал Денис, затем, приподняв Курбана, втащил его в душевую кабину, бросил на деревянные решетки и включил душ.

— Это что здесь происходит? — вдруг услышал он визжащий голос Раисы Ивановны.

В душевую вошел воспитатель Владимир Николаевич. За его спиной прятался Дюша.

Взглянув на Тютю, Махно и Кащея, вытиравшего рукою с губы кровь, воспитатель злобно произнес:

— Так, Росин, допрыгался. Колония тебе обеспечена Все, пошли.

Он подошел к Денису и взял его за руку.

— Уберите руки, да не хватай ты, — дернулся Денис и с ненавистью посмотрел на воспитателя. — Я сам пойду!

— Поганец, что же ты натворил? — кричала за спиной Раиса Ивановна. Воспитатели под конвоем повели его к директору. Его била нервная дрожь и он, сжав пальцы, ударил кулаком о кулак. По коридору им навстречу бежали Стриж с пацанами. Увидев Дениса с воспитателями, они остановились в нерешительности... В кабинете директора Сергей Егорович долго кричал, что не позволит ему избивать воспитанников, что он уголовник, а напоследок зловеще закончил:

— Все, Росин, через неделю у нас педсовет. Я подниму вопрос о твоей дальнейшей судьбе и, запомни, это тебе так просто с рук не сойдет! Поблажки не жди. Я буду добиваться, чтобы тебя отправили в колонию!

— Да это вас надо в колонию, чтобы перевоспитали, — с ненавистью выкрикнул Денис и, хлопнув дверью, выскочил из кабинета.

Первые дни в ожиданий педсовета Денис сильно переживал, а потом ему стало безразлично, и он даже не обращал внимания на язвительные замечания воспитателей, которые смотрели на него так, будто он уже завтра должен ехать в колонию. О нем в интернате говорили как об уголовнике, жестоко избившем ребят, но были у него и защитники: среди воспитателей младших классов и среди пацанов, которые смотрели на него с уважением. Мария Васильевна тоже отнеслась к нему с участием, переживала за него. Все оставшееся до педсовета время Денис провел с малышами: он умел быть добрым, несмотря на обиды.