Владислав Баяц - Книга о бамбуке

Второе письмо, также подписанное моим отцом, содержало указание даймё поднять против меня мятеж из-за того, что я пренебрег обязанностями государя.

Третье отцовское письмо поставило меня на колени; в нем отец требовал от Мено исполнения обещания убить меня — своего сына, если я проявлю излишнюю доброту и недостаточное зло.

Последнее письмо было адресовано и мне, и Сензаки, а подписано оно было Кагуяхимэ:

Не считайте мои уходы злом. Я всегда появляюсь, когда вы стоите перед великими решениями или перед великими тайнами. Мне суждено быть возлюбленной Луны и одного человека в двоих, когда у меня для этого будут силы. Помните, что вы, оба, уже служили учителями вашим учителям.

Впрочем, все учения — это учения о Присутствии. Фудзи все еще Бессмертная гора, не так ли?

Несколько следующих посещений Дабу-дзи только усилили любопытство Сунга по отношению к отсутствующему Цао. Ему казалось, что картина монастырской жизни без этого человека будет неполной.

Хотя Сунг при каждом посещении втайне надеялся, что застанет Цао в монастыре, интуитивно он знал, что встретит его тогда, когда будет меньше всего этого ожидать. В этом его убеждал и последовательный отказ роси отвечать на любой вопрос, связанный с Цао.

При частых встречах с учителем, да и с Рёкаи Сунг обменивался с ними разнообразным опытом и множеством знаний. Сунг ценил способность учителя предчувствовать все, что произойдет в ближайшем будущем. Это было не каким-то пророческим даром, но силой, проистекающей из утонченной способности выносить суждения, являвшиеся следствием наблюдений за отдельными закономерностями в человеческом поведении. Сунг восхищался роси, и тот, в свою очередь, ценил Сунга как великого Мастера бамбука. Кроме того, Сунг был одним из тех редких людей вне монастыря, которые опутаны мелкими страстями неутоленных желаний.

Однажды Сунг сидел в чайной комнате и ждал роси, который готовил напиток в соседнем помещении. Войдя, учитель спокойно опустился рядом с Сунгом, оставив свое обычное место напротив свободным. Сразу после этого в дверях появился еще один человек. Поклонившись, вошедший сел напротив Сунга. Это был Осон Младший!

Выждав время, которое считал достаточным для взаимного узнавания, роси спокойно произнес:

— Я признаюсь, что вы оба — мои самые лучшие друзья. А теперь я официально вас познакомлю. Это дорогой гость монастыря Дабу-дзи, которого зовут Сензаки, находящийся здесь под китайским именем Сунг Шан. А это прежний государь Осон Младший под монашеским именем Цао.

Мастер и послушник посмотрели на учителя одновременно. Затем вновь молча обратили лица друг к другу.

Роси выпил чай быстрее, чем когда бы то ни было, встал и сказал им:

— Что касается меня, то вы и впредь — то, чем хотите быть. Я оставляю вас одних. Решения — за вами, как и раньше.

Сунг посмотрел на изменившееся лицо бывшего властителя с несколькими глубокими морщинами на лбу и двумя косыми складками, соединяющими нос с краями рта. Сильно загорелое, оно выглядело грубее и старше того, которое он помнил по последним встречам. А глаза! Глаза были слишком знакомы ему! Мастеру казалось, что он сам смотрит на себя глазами Цао. Что бывший сёгун — зеркальное отражение его самого. Сунг не смог не рассмеяться — от души, весело. Так должна смеяться мудрость! На губах Цао тоже появилась улыбка. Не в силах скрыть радости Цао расхохотался следом.

Когда вошел роси, Цао и Сунг били руками о пол, хохоча и радуясь, словно дети. Хоть и зная, что учитель поймет их, они из уважения к нему мгновенно замолчали и закончили чаепитие, словно ничего не случилось. Не проронив ни слова, они глубоко поклонились друг другу и разошлись.

Нужно ли понимать «Предисловие» как нечто цельное, стоящее перед тем, чему оно предшествует, чтобы пояснить кое-что, слишком скрытое на последующих страницах? Должно ли «Послесловие» тем, что оно следует за последней прочитанной фразой, определить или ограничить планы читательского понимания? Или и то, и другое служит для акцентирования заметных, но важных для автора подробностей? Или оба они — на службе у позитивной мистификации предложенного и расширения возможностей многослойного прочтения? А что сказать о «Междусловии»?

Если передо мной и стояла дилемма, обозначенная риторическими вопросами в начале текста, разрешила ее случайность (как, впрочем, зачастую и бывает). В рубрике «Люди и события» ежедневной газеты «Политика» от 29.01.1988 было помещена, с иллюстрацией, заметка из «Zeit» об интересном открытии немецкого зоолога Бернхарда Майера из Рурского университета в Бохуме. Этот ученый, находясь в джунглях Мадагаскара, наткнулся на неизвестный вид приматов, которому присвоил название «золотой бамбуковый лемур». (Научный курьез заключается в том, что последний новый вид приматов был открыт в 1910 г.) По фотографии можно судить, что речь идет о настоящем красавце: его черную морду покрывает «маска» золотого цвета, рост молодого самца около 80 сантиметров, вес — около 12 килограммов. (В публикации была ошибка в весе: ненужная запятая сводила его к 1,2 кг.) Вторая часть названия происходит от его рациона, поскольку он питается исключительно бамбуком. Тело лемура похоже на тело стоящего на задних лапах медведя, который, правда, находится на диете, а лицо напоминает о старшей линии млекопитающих: обезьяне и человеке. Это была на первый взгляд второстепенная информация, которая оказалась очень значимой для меня. Прежде всего, поскольку был открыт родственник одного из героев этой книги и «теория», которой я при наличии минимального количества фактов твердо придерживаюсь и которую сформировал до прочтения этого краткого сообщения, получила твердую основу в чужих знаниях. Во-вторых, я в очередной раз обрадовался доказательству того, что истина никогда не полна — все открыто, все еще возможно…