Владислав Баяц - Книга о бамбуке

Теперь Мено радовался. Эта высокая трава воистину творит чудеса! Она уже принесла ему богатство. Сколько еще тайн она скрывает в себе? Можно попытаться открыть еще какую-нибудь. Да еще тут находится Сунг Шан, мастер бамбука! Нужно лишь найти способ вытянуть из него какой-нибудь секрет, который он ревниво скрывает от других, — и богатство приумножится. Наверняка этот сумасшедший ученый все, что делает, записывает и оставляет где попало. А Мено приготовил для него хижины, в которых знает каждый уголок. Как хорошо, что он предложил Бондзону время от времени навещать Сунга! Теперь у него будет прикрытие для своих действий!

Мено следовало быть крайне осторожным, потому что рощи, в которых пребывал их гость, принадлежали Бондзону еще когда он был даймё, а его семья владела ими на протяжении нескольких поколений. Значит, сёгун тоже был тесно связан с высокой травой. Но и это обстоятельство, с точки зрения Мено, могло оказаться полезным для осуществления его планов. Ибо он знал, что властитель не смеет ни иметь, ни проявлять чувства по отношению к кому-либо или чему-либо, если этого не требуют государственные интересы. Если Мено поймает сёгуна на слишком благожелательном отношении к китайскому посланнику, то он понемногу сможет прибрать властителя к рукам. А там остается вовремя намекнуть, а когда представится случай — использовать бывшего даймё.

— Господин, весьма трогательна твоя забота о добрых отношениях с соседями и о красивейших рощах, которые когда-либо видели глаза человека. Семья Бондзон всегда хорошо понимала, какую важную роль может играть бамбук в государственных делах. Поэтому твои слова о бамбуке столь теплы.

Бондзон вовсе не был таким наивным, как думал Мено. Он сознавал; лесть Мено означала, что тот вынашивает какой-то план. Мено и думать не думал, что контрабанда ассамского бамбука идет успешно только потому, что подобную торговлю допускает сёгун. Бондзон понимал, — мелкую душу нужно задобрить богатством, чтобы добиться послушания. Однако молчание сёгуна подразумевало существование границ для алчности Мено. Тот же, благодаря своей ненасытности приближался к опасной черте, за которой терялось терпение господина.

Сёгун умел хорошо скрывать свои замыслы. Отпуская Мено, он напомнил:

— Сунг Шан по договору обязан оповещать нас обо всем, что узнает, и именно через тебя я буду держать с ним связь. Но помни — ты отвечаешь за нашего гостя головой!

Мено был слишком воодушевлен первой фразой, открывавшей ему все двери, чтобы прислушаться к последней.

После первоначальной растерянности ко мне вернулось спокойствие.

Прежде всего я был послушником, который отправился в свое первое паломничество. Это означало, что паломничество следовало совершить. Разве неожиданная встреча с прошлым не была частью испытаний, ожидавших меня? Если она и должна была что-то изменить, не находился ли я в наилучшем из возможных положений, чтобы хорошенько все обдумать?

Возвращение Сензаки не могло быть лишь дерзостью. Беглец должен был быть в чем-то уверен, чтобы вернуться в свою страну. Я помню, как твердо он держался на суде, с какой убежденностью утверждал, что невиновен, но при этом не желал помочь себе и раскрыть детали убийства сёгуна. Последующие события показали, что все были уверены в моей смерти в столице во время пожара. Если б Сензаки был моим врагом, разве не мог он тотчас после моего исчезновения возвратиться на родину и склониться перед новым государем? Очевидно, есть причина тому, почему он этого не сделал! И вот теперь он здесь, под другим именем и с новой внешностью!

Я не мог не признаться себе — его поведение, которое я не мог забыть, и его поступки говорили о том, что это исключительный человек.

Я направился в село. Мысли настолько захватили меня, что я даже не заметил, как наступил вечер. Я бродил среди деревенских домов без определенной цели, пока не оказался перед дверью, которая была мне хорошо знакома. Без малейших колебаний я постучался. Мне открыла та самая женщина, от которой я получил столь важный удар по голове. На сей раз, не показывая, что узнает меня, она спокойно ждала, что я ей скажу.

— Я Цао из Дабу-дзи. Я отправился в паломничество, а вечер застал меня в пути. Не позволишь ли мне переночевать у тебя в хлеву?

Она смотрела ничего не выражающим взглядом. Потом повернулась и исчезла в дверном проеме. Вскоре появилась с циновкой и покрывалом в руках.

— Это тебе!