Владислав Баяц - Книга о бамбуке

— Я — унсуи Рёкаи.

— Я — унсуи Цао, — сказал я.

— Я здесь два года.

— А я в два раза меньше.

— Это ничего не значит. Я знаю учеников, которые придя позже продвигались быстрее, чем те, кто пробыл здесь намного дольше.

— Что значит «продвигались»?

— Ну, достигли просветления.

— А где они теперь?

— В других монастырях. Стали учителями.

Я молчал. Мы ощупывали друг друга глазами. Были осторожны. Он опять заговорил:

— Об одном из них я слышал, что он недоволен своим сознанием. Говорят, он собирается оставить место учителя и вернуться к нашему роси, чтобы вновь стать у него учеником.

— Разве это не позор для нашего учителя?

— Нет. Каждый роси гордится таким учеником. Редко случается, чтобы кто-то набрался мужества и признал свою неудовлетворенность тем, что сумел понять.

— Значит, он чувствует себя виноватым в том, что не понял учение так, как следовало?

— Он храбр, ибо не отступается, даже получив звание. Потому что многие еще учениками, будучи недовольными собой, а чаще другими, отступаются и оставляют монастырь. Есть и такие, которые не отступаются, но у них ничего не получается, и роси приходится исключать их из монастыря. Бывают некоторые, с самыми низкими страстями; они совершают тяжелые проступки. Таких изгоняют немедленно.

Новый знакомый мне понравился. Он был невысоким и худым. Большие черные брови странно смотрелись в сочетании с бритой головой и хрупким телом. Каждую фразу он заканчивал улыбкой, а перед следующей делал паузу — не потому, что придавал им особое значение, а чтобы дать время своим маленьким глазам насытиться впечатлением, произведенным на собеседника. Он был в нежном юношеском возрасте. Прежде я не видел его разговаривающим с кем-либо. Другие это делали намного чаще. Мне нравилась его непосредственность.

Я вспомнил холст с абстрактным рисунком и иероглифами на стене дзэндо, значение которого не понимал. Проведя около него много часов в ожидании, что меня примут в монастырь, я запомнил то единственное, что мог прочитать. Под рисунком стояла подпись: «Рёкаи».

— Это твой рисунок около гонга для посетителей?

— Да. Ты заметил его?

— А кто бы не заметил? Нужно быть слепым, чтобы не изучить все вокруг, пока доказываешь, что твое желание познания велико. Я не понял иероглифы. Они не китайские.

— Эти иероглифы вымышлены. Они ничего не означают. Я рисовал в свободное время — теперь и ты знаешь, что оно бывает только в дни сикунити, — просто для себя, потому что мы молчим годами. А потом кто-то рассказал роси, он пришел ко мне и попросил показать, что я делаю. Долго смотрел на рисунки, а потом выбрал один и попросил подарить его монастырю. Я был счастлив. А на следующий день — представь мое удивление, когда я увидел его в рамке, да еще висящим в таком месте! Мне сказали, что раму сделал лично роси. Холст повесили как раз в тот день, когда ты появился в монастырском дворе. Не знаю почему, но я был уверен, что тебя примут в Дабу-дзи. Так что этот день важен для нас обоих. Поэтому хочу тебя попросить, чтобы и ты как-нибудь посмотрел мои рисунки. Пока я их никому, кроме роси, не показывал.

Я с благодарностью поклонился.

Сензаки-Сунг часто спрашивал себя, почему он позволяет Чиё, всего лишь служанке, вести себя с ним свободно, даже фамильярно. Сунг чувствовал после каждой встречи с Чиё какой-то неясный осадок в душе, который ему не нравился.

Обезьянка была единственным существом, которому он мог поведать все свои мысли. Если бы вдруг Кики заговорил, то смог бы рассказать все о своем новом господине. Сунгу было приятно его общество. Ежедневные прогулки по побережью сделали из них пару, прекрасно понимающую друг друга. Кики хотел купаться в непогоду и упорно тащил Сунга за собой в воду, брызгался, лазил по деревьям и бросался в Сунга чем попало, забирался ему на плечи, дергал за волосы и чмокал толстыми губами, когда Сунг задумывался. Короче говоря, не давал хозяину пребывать в плохом настроении. Как Сунг ни противился этому напору, ему пришлось признать, что старания Кики доставляют ему удовольствие. Вынужденный думать быстро, он начал принимать ясные решения. Ближайшее будущее он превратил в настоящее и разработал первые серьезные планы, которые хотел как можно скорее осуществить.

Придя домой, Сунг взял письменный прибор и отправился в большой сад. Там он составил опись всех растений и отдельно — каталог всех видов бамбука, которые они в свое время сажали с отцом. Мало кто мог похвастаться подобным богатством. Чтобы получить достаточно места для новых видов, Сунг составил план, по которому ненужные растения следовало убрать.