Рэй Брэдбери: Чудеса Джейми

В четверг маме стало явно хуже. Она выглядела совсем бледной, ее била дрожь и изнуряющий кашель. Отец казался испуганным. Джейми стал меньше времени уделять чудесам, которые он творил в школе, и все больше и больше думал о том, чтобы исцелить маму.

В пятницу вечером, шагая в одиночестве от дома Ингрид, Джейми смотрел, как, мерно раскачиваясь, проплывают мимо телеграфные столбы. Он подумал: «Если я дойду до следующего телеграфного столба раньше, чем меня догонит вон та машина, мама поправится».

Джейми зашагал неторопливо, не оглядываясь назад, но напряженно прислушиваясь и чувствуя, что его ноги готовы вот-вот побежать, чтобы желание исполнилось.

Телеграфный столб был уже близко. Машина тоже приближалась.

Джейми осторожно оглянулся и присвистнул: машина ехала слишком быстро!

Джейми прыжком обогнал столб, и как раз вовремя: машина с ревом пронеслась мимо.

Получилось. Мама снова поправится.

Он прошел еще немного.

«Не думай о ней. Не думай о всяких там желаниях и прочих глупостях», — говорил он себе. Но это было так заманчиво, как горячий пирог на подоконнике. Он не мог не потрогать его. Он не мог просто так пройти мимо, нет. Он посмотрел на дорогу впереди и позади себя.

— Спорим, что доберусь до ворот ранчо Шеболда раньше, чем меня догонит еще одна машина, причем буду шагать не спеша, — заявил он небесам. И тогда мама поправится совсем скоро.

В этот момент из-за пригорка позади него предательски-неумолимо выскочил автомобиль и с ревом помчался вперед.

Джейми пошел быстрее, затем побежал.

«Спорим, я доберусь до ворот Шеболда, спорим, я доберусь…»

Колени вверх-вниз, вверх-вниз.

И тут он споткнулся.

Он упал в канаву, его книги вспорхнули, как засушенные белые птицы. Когда он поднялся, облизывая пересохшие губы, то увидел, что не добежал до ворот каких-то двадцать ярдов.

Машина промчалась мимо, скрылась в огромном облаке пыли.

— Я беру свое желание назад, беру назад! — закричал Джейми. — Я беру свои слова назад, я не это имел в виду.

Застонав от ужаса, он со всех ног бросился к дому. Это все из-за него, все из-за него!

Перед домом стояла машина доктора.

Через окно Джейми увидел, что мама выглядит еще хуже. Доктор закрыл свой черный чемоданчик и долго смотрел на папу своими маленькими черными глазками, в которых теперь был какой-то странный блеск.

Джейми побежал прочь, к пустырю, чтобы побыть там одному. Он не плакал. Он был словно парализован, шагал как робот, ненавидя самого себя, то проваливаясь в сухое русло ручья, то натыкаясь на колючие ветви диких груш и беспрестанно спотыкаясь.

Несколько часов спустя, с первыми звездами, он вернулся домой и застал папу, стоящего у постели мамы, и мама молчала — просто лежала молча, тихая, как только что выпавший снег. Отец стоял, сжав зубы, щурясь, ссутулившись и опустив голову.

Джейми остановился у изножья кровати и во все глаза смотрел на маму, мысленно приказывая ей:

«Поправляйся, поправляйся, ма, поправляйся, все будет хорошо, я уверен, с тобой все будет в порядке, я приказываю, ты выздоровеешь, ты будешь чувствовать себя отлично, ты просто сейчас встанешь и пойдешь танцевать по комнате, ты нужна нам, папе и мне, нам будет плохо без тебя, поправляйся, ма, поправляйся, ма. Поправляйся!»

Неистовая энергия беззвучным потоком хлынула из него, обволакивая, обнимая маму, сражаясь с ее болезнью, заботливо лаская ее душу. Джейми чувствовал величие своей горячей силы.

Она поправится. Она не может не поправиться! Ну конечно, глупо было бы думать иначе. Мама просто не предназначена, чтобы умереть.

Вдруг отец пошевелился. Дернулся вперед с судорожным вздохом. Он схватил мамины запястья и сжал их так сильно, что, казалось, едва не сломал. Прильнув к ее груди, он прислушался к биению ее, сердца, и у Джейми вырвался безмолвный, отчаянный крик.

«Ма, не надо. Не надо, ма, о мама, пожалуйста, не сдавайся!»

Отец поднялся, шатаясь.

Мама была мертва.

В иерихонских трубах сознания Джейми в последнем приливе чудодейственной силы кричала одна лишь мысль: «Да, она мертва, ну и ладно, ну и пусть, ну и что с того, что мертва? Верни ее снова к жизни, да, оживи ее, Лазарь, иди вон! Лазарь, Лазарь, иди вон из могилы, Лазарь, иди вон!»

Должно быть, Джейми бормотал это вслух, потому что отец обернулся, пристально посмотрел на него глазами, в которых застыл древний, неизбывный ужас, и врезал ему прямо по зубам, чтобы он замолчал.

Джейми уткнулся носом в кровать, прикусив холодные простыни, и стены иерихонские обрушились на него.