Паскаль Брюкнер - Любовь к ближнему

У меня отхлынула от лица вся кровь. Я чуть не упал, сраженный неожиданностью. Она стояла, закутавшись в черный матерчатый плащ, сопя носом, с лихорадочно пылающим лицом. В это время года, когда женщины простужаются, они начинают благоухать эвкалиптом, мятными конфетками. Она выглядела чрезвычайно смущенной.

– Ты ждал не меня?

Голос у нее дрожал, как она ни старалась придать своим словам сердечность. У меня в мозгу творился ужасный переполох: я должен был как-то защититься, причем быстро, ни в коем случае не выглядеть застигнутым врасплох. Я знал, что человек, мучающийся недоверием, охотнее хватается за вымысел, чем смотрит в лицо истине. Сюзан вошла сама, не дожидаясь приглашения.

– Надо же, как тут у тебя мило, даже со вкусом! Вот, значит, куда ты приходишь каждый день. Ты не спрашиваешь, как я узнала?

– Ты меня выследила?

– Ничего подобного!

К ней возвращалась уверенность. Она достала из сумочки фиолетовый конверт из качественной веленевой бумаги, толстой и мягкой, в таких шлют друг другу весточки влюбленные.

– Ты не догадываешься?

– Нет.

Она вынула из конверта листок, исписанный тем же почерком, каким был написал адрес.

– Читай. Это анонимное письмо. Автор – твой доброжелатель. Наверняка одна из твоих приятельниц, которых ты тут принимаешь, пока учишь арабский язык.

От этих слов у меня все поплыло перед глазами. Я с трудом удержался на ногах, я не мог поверить в услышанное. Кто сыграл со мной эту подлую шутку? Мне бы повалить Сюзан на кровать и заняться с ней любовью – прекрасное отвлекающее средство. Но секса мне хотелось не больше, чем повеситься. Я постарался придать лицу надлежащее ситуации выражение.

– Действительно, надо было раньше тебе сказать. Я снял эту конуру, чтобы в спокойной обстановке зубрить после работы языки.

– Да уж, языки не знают здесь покоя, кто бы сомневался!

– Лучше взгляни, прежде чем острить.

По случайности на столике, рядом с книгой о Каббале, лежали открытыми тетрадка и хинди-французский словарь; здесь же присутствовал, благо, заглавием вниз, еще один томик – ежегодник «Шаловливый Париж». Все вместе могло ее отвлечь, послужить хоть каким-то доказательством того, что мой бордель является на самом деле степенной библиотекой.

– Пойми, Сюзан, мне тридцать пять лет, у меня трое детей, работы по горло. Мне нужна своя комната, что-то вроде тайного садика, чтобы приходить в себя. Знаю, это ошибка, но рано или поздно я бы тебе об этом рассказал.

Я чувствовал, что жена готова проглотить эту наживку, отбросить мучительные подозрения.

– Об этом никто не знает, ни Жюльен, ни Жан-Марк…

– Наконец-то правдивые слова. Это я подтверждаю, они совершенно не в курсе дела.

Во мне проснулась безумная надежда. Часы показывали двадцать минут шестого. Моему следующему ангелу, в действительности сущему мастодонту, было назначено только на шесть часов. Немного везения и побольше расторопности – и я успею успокоить Сюзан, даже проводить ее до машины.

– Пойдем выпьем чего-нибудь в бистро на углу.

– Нет, я предпочитаю твой тайный садик, хочу посмотреть, какие растения здесь произрастают, какие плоды здесь возделываются.

К ней вернулась язвительность. Ясное дело, кровать под балдахином, белые атласные простыни и вышитые на подушках сердечки с монограммами «Полюбим друг друга друг на друге» (согласен, сомнительное предложение!) расходились с моей версией. Она озадаченно осмотрела мое рабочее место, присела, попрыгала, проверяя упругость матраса.

– Наверное, на этой кровати и происходит изучение восточных языков. Чувствую, стоит мне растянуться – и я заболтаю на арабском.

Она опрокинулась на спину, растопырила ноги, завиляла тазом, заверещала, замотала из стороны в сторону головой.

– Как тебе мой выговор?

Я и забыл, что моей супруге было присуще чувство юмора. Положение ухудшалось. Надо было без промедления уводить ее. Спуститься вниз, убраться от этого знойного места подальше.

– Тебе это кажется странным, знаю. Но мы переживаем кризис, я опасался, что ты плохо это воспримешь. Пойдем выпьем пива, нам обоим это будет полезно.

Сюзан указала пальцем на этажерку, уставленную бутылками водки, коньяка, фруктовых ликеров. Все до одной были початые.

– Как я погляжу, от иностранных языков пробуждается жажда. Надеюсь, ты, по крайней мере, не стал алкоголиком?

– Это старые бутылки, я собрал их из-за этикеток.

– До чего же приятное у тебя любовное гнездышко! Надо было пригласить меня сюда раньше. А что, я бы пришла!