Скарлетт Томас - Операция «Выход»

Джули наблюдает, как мышь из зоомагазина пытается попить из бутылочки. Внезапно до Джули доходит, что перед ней животное, лишенное свободы. Что Джули чувствует? Большинство людей, увидев животное в клетке, инстинктивно захотят выпустить его. Но этой мыши, кажется, вполне комфортно в маленькой стеклянной камере, и у нее, похоже, есть все, что нужно: еда, вода, уютное гнездышко и немножко пространства, чтоб носиться по кругу. Джули интересно: что бы мышь выбрала, если б могла выбирать, если бы кто-нибудь спросил на мышином языке: «Привет, мышь! Хочешь, мы тебя освободим? Там, снаружи, – опасный мир, полный хищников, ты можешь умереть от голода или холода, или тебя сожрет кошка, но, по крайней мере, ты будешь свободна. Либо можешь остаться в своей стеклянной камере, в безопасности, о тебе станут заботиться, всегда будет еда»? Выберет ли мышь свободу, которая, по мнению Джули, – сугубо человеческое понятие (знает ли мышь, что в камере она не свободна?) – или подумает: «Нет, инстинкты велят мне выбрать безопасность, и я лучше останусь тут»? Не будь поблизости людей, откройся клетка – пришло бы мыши в голову сбежать? А вы бы что предпочли? Комфортную, безопасную, теплую, уютную клетку или непредсказуемую свободу? Джули вдруг понимает, что выбрала бы клетку – главное, чтобы та хранила от опасности и в ней были, скажем, компьютер с модемом и кучи, кучи, кучи головоломок. Она хмурится, представляя себя в этой уютной ловушке. И как ни старается, не может придумать ни одного аргумента против. Фактически, от картины такой безопасной, комфортной жизни на всем готовом к глазам Джули вдруг подступают слезы. Эта жизнь так прекрасна.

– Все пучком? – спрашивает Дэвид.

– О, привет, – говорит Джули, моргнув и потеряв из виду свой прелестный мираж. – Я тебя не заметила.

Он появился откуда-то из-за ее спины. Теперь стоит рядом и смотрит в витрину зоомагазина, выдыхая пар, туманящий стекло. Сегодня холодно; в утренних новостях обещали дождь.

– Что ты там увидела? – спрашивает Дэвид.

– Мышей. Никогда толком не видела мышей. Они чудные.

Дэвид смеется.

– Можно устроить налет на зоомагазин и выпустить их.

– Думаешь, им так уж хочется на свободу? – спрашивает Джули.

– Конечно, – говорит Дэвид. – Что с тобой, в самом деле?

– Ничего. Пошли греться, здесь жутко холодно.

«Зум» – один из тех магазинов, где внутри царит сумрак, скучают угрюмые продавцы, а с одежды свисают бирки с ценой не ниже двухсот фунтов. Его хозяева – два местных наркодилера, и одеваются здесь в основном либо их клиенты, либо другие кандидаты в наркобароны, щеголяющие в костюмах от «Стусси», «Си-Пи Компани» или на что там нынче мода. Джули не была в магазине уже несколько лет, но он почти не изменился.

Почти все вешалки заняты мужскими шмотками – ослепительно белые рубашки, слегка расклешенные джинсы и огромные пушистые куртки с капюшонами. Есть одна рейка с одеждой для девушек: крохотные футболки и платьица, годные скорее для кукол, чем для людей. Джули предпочитает одеваться у «Мисс Селфридж» и в «Топ-шоп». Ее любимый стиль – по крайней мере, на который она любит посмотреть, – это, пожалуй, когда человек одет в чьи-то старые шмотки, шмотки из благотворительных лавок. В журналах это всегда выглядит круто – замшевые куртки, тертые джинсы, шерстяные сумки, дешевая бижутерия и ковбойские сапоги – но она ни за что не смогла бы носить вещи, которые принадлежали покойнику или, что еще хуже, в которых кто-то помер. Заходя в «Оксфэм», она сразу представляет себе, как кто-то рыдал, сваливая в кучу вещи, – скорее всего, мать, оплакивающая дочку. В последний раз Джули видела там полные стеллажи клубного прикида – резиновые платья, виниловые штаны и маленькие расшитые блестками топики. Все эти вещи, очевидно, принадлежали одной девчонке, и Джули шесть месяцев мучительно размышляла, что же с той девчонкой случилось.

– Все пучком, дружище? – спрашивает Дэвид Уилла, одного из продавцов.

– Йоу, брателло, – отвечает тот и переводит взгляд на Джули. – Как оно?

Джули смотрит на продавца.

– Э-э, привет, – говорит она.

– Ты Джули, да? – спрашивает он. – Давненько тебя не видел.

У Дэвида недоуменный вид.

– Вы что, знакомы?

– Школа, – говорит Уилл. – Ты гуляла с этим, ну…

– Ни с кем, – напоминает ему Джули. – Я всегда гуляла одна.

Уиллу, похоже, неловко.

– Да, точно, – бормочет он.

Видок у Дэвида совсем ошалелый. Джули знает, что всегда казалась ему одинокой и странноватой. Может, его добила мысль, что она училась с Уиллом в одной школе, ведь Уилл – из тех парней, перед которыми другие парни буквально преклоняются, ждут, что он узнает их на улице, кивнет им или скажет: «Йоу, брателло!», окликнет по имени или вспомнит, как зовут их друзей. Может, Дэвид просто в шоке от того, что Джули не пытается быть клевой с Уиллом. Но Джули не хочет быть клевой. Она не желает принадлежать к социальной группе, словно какой-то муравей или термит, слать друзьям «эсэмэски», обращаться к ним «народ», притворяться, будто употребляет наркотики или знает, как «правильно» называется «дурь» (в последний раз, когда она интересовалась, «дурь» называлась «шмалью», но это было три или четыре года назад). Она просто хочет быть одна или с Люком. Стеклянная камера сейчас бы не помешала – только из непрозрачного стекла.