Айрис Мердок - Ученик философа

Я упомянул об отъезде отца Бернарда. С ним очень причудливо сплелась судьба нашей местной мадам Дианы. Как нетрудно предугадать, внезапное, полное и необъяснимое дезертирство Джорджа повергло ее в глубочайшую скорбь и даже отчаяние. Вести о том, что Джордж болен и окончательно вернулся к жене, мгновенно облетели Эннистон, и несколько словоохотливых доброжелателей рассказали об этом Диане в Институте. Она уже в мельчайших деталях воображала жизнь в Испании. На лишние деньги, подаренные Джорджем, она накупила всевозможных нарядов, какие могут понадобиться для жизни в жарком климате и выходов на пляж. Впервые за много лет, а может, и впервые в жизни Диана чувствовала себя почти счастливой. И вдруг Джордж был вырван из ее объятий, окончательно, будто умер, и она не питала надежд увидеть его снова. Она распрощалась с этой идеей сразу и навсегда. Верила ли она когда-нибудь на самом деле в их переезд в Испанию? Без сомнения, как у многих людей, живущих на краю, у нее были наготове «запасы отчаяния» на случай внезапной катастрофы, когда больнее всего — продолжение бесплодной надежды. Диана думала о самоубийстве, но вместо этого пришла к священнику.

Люди часто воспринимают кризисы в жизни других людей как символы переломных моментов своей собственной судьбы и видят в них знаки свыше. Несколько моих знакомых несчастных людей решили, узнав о преображении Джорджа, что и им настала пора преобразиться. Одним из этих несчастливцев был отец Бернард, на него к тому же подействовало испытанное им сильное потрясение. С совершенно неуместной и неприличной торопливостью, весьма неприятной для церковных чинов, привыкших к эксцентричности отца Бернарда куда сильнее, чем он думал, он снял с себя священнический сан. Он написал епископу, объявляя о своем решении и прося немедленно расстричь его, и в одночасье прекратил служить в церкви. Он съехал из дома при церкви и снял жилье в Бэркстауне. При этом он раздал большую часть своего имущества. Так, Гектор Гейнс получил большую коллекцию книг, в том числе сильно эзотерических, по теологии и религии, а я — Гандхару Будду, который сейчас, когда я это пишу, стоит у меня на столе. Все это время отец Бернард, приметный в потрепанной мирской одежде, был на виду, много общался с разными людьми, которые приходили его навестить или приглашали к себе, движимые сочувствием или любопытством, и часто заявлял, что собирается в Грецию и окончит свои дни слугой в каком-нибудь дальнем монастыре на горе Афон. Затем все услышали, что он действительно уехал и взял с собой Диану Седлей.

Никто не предполагал, да и я не думаю, что их отношения выходили за рамки крепкой дружбы. Диана никогда не скрывала от людей, с которыми общалась (и которые, конечно, передавали ее слова другим), свою особую привязанность к священнику, которого так ценила, потому что он был «не такой, как другие мужчины». У Дианы в голове плотно укоренилась идея — покинуть не только Эннистон, но и Англию. Диана безумно ревновала Джорджа к Стелле, и буквально все, что попадалось на глаза, напоминало ей о бывшем любовнике. Но она раньше никогда не выезжала из страны и вряд ли бывала дальше Лондона. Ей нужен был проводник и спутник, и, возможно, идея объединиться со священником пришла в голову именно ей. Они, конечно, направлялись в Грецию, хотя как именно собирались там жить — непонятно; возможно, они и сами об этом не думали. Во всяком случае, проверить эту идею на деле им не пришлось, поскольку отец Бернард, если процитировать его собственные слова из письма ко мне, просто потерял Диану в Париже. Они провели там одну ночь в дешевом отеле недалеко от Гар-дю-Нор, и когда священник (ибо он, несомненно и несмотря на все происшедшее, все еще считал себя таковым) ушел покупать билеты на поезд, Диана вышла из номера и исчезла. Отец Бернард прождал несколько дней и отправился в Грецию один. Ему не пришло в голову обратиться в полицию.

То, что случилось с Дианой, выглядело как плод ее собственных фантазий. Волнение от мысли, что она в Париже, внезапно перешло в буйную эйфорию, казавшуюся еще сильнее по сравнению с безразличным отчаянием, в котором Диана пребывала в последнее время. Думаю, она вышла просто поискать счастья, походить по краю и испытать приключения. Она добралась до отеля в Сен-Жермен-де-Пре и там встретила Милтона Исткота. Встреча была случайной, но в то же время вполне закономерной. В указанном отеле часто останавливался в студенческие годы Уильям Исткот (с тех пор отель приобрел некоторый лоск, но все же не стал чрезмерно дорогим), а Джордж узнал о нем от Уильяма и сам останавливался там раз или два. Он упомянул название отеля в разговоре с Дианой во время мимолетных совместных фантазий об отъезде. Диана запомнила название отеля и твердила его про себя, как любовную мантру. Она отправилась к отелю, потому что хотела наконец его увидеть и думала, что он принесет ей удачу. Так и вышло. Милтон Исткот, который также узнал об отеле от своего кузена, всегда жил в нем по приезде в Париж. Благотворительность Исткота была настоящей — он действительно помогал проституткам и другим изгоям и пользовался заслуженным уважением за свои филантропические труды в лондонском Ист-Энде. Однако люди глубже, чем нам кажется, и у Милтона была тщательно скрываемая черта — спасая падших женщин, он иногда втайне приберегал одну для себя. Диану ему показали на похоронах Уильяма, где она привлекла внимание, появившись в обществе Джорджа. Милтону нравился такой тип женщин. И вдруг она возникла перед ним в Париже. Он весьма галантно обошелся с ней. Теперь Диана живет в приятной просторной квартире на набережной Цветов, с видом на собор Парижской Богоматери. Я сам недавно навестил Диану в этом жилище. Она изобрела себе новое прошлое, под стать ее нынешнему благополучию, и приложила все усилия, чтобы стать другим человеком. За короткое время она вполне сносно выучила французский. Эгоизм может стать движущей силой интеллекта, а интеллект Дианы, несомненно, обострился, подгоняемый мыслью, что будущее наконец у нее в руках. Когда я был у Дианы в гостях, чай нам подавала горничная в форменном платье. Диана снисходительно и заботливо осведомилась о здоровье «бедного Джорджа».