Айрис Мердок - Ученик философа

Четверо молодых людей опять сошлись вместе в старом саду. Том, вторично, как он это воспринимал, потерпев поражение от Хэтти, поспешил вместе с ней на поиски Эммы и Перл. Уже вчетвером они забрались в разрушенную коробку старого дома, заросшую травой, лютиками, маргаритками и крапивой, которая цвела белыми цветочками. Неровные остатки стен, на которых сохранились два красивых елизаветинских окна, внушали странные мысли о привидениях, словно даже при ярком солнечном свете в этом доме царили сумерки. В заросшем травой пространстве, которое когда-то было большим залом, отдавалось необычное эхо, Том уговорил Эмму спеть, и Эмма спел прекрасный гимн Блейка. За обедом Эмма выпил весь рислинг и виски, до которых смог дотянуться, и это объясняло как его готовность петь, так и отвагу, проявленную в разговоре с Перл. Неожиданно сильный, высокий, сладкий, резковатый, пронизывающий голос поразил и заворожил девушек, на что и рассчитывал Том. При виде зачарованных лиц его кольнула зависть. У него не всегда получалось ощущать дар друга как свой собственный.

— Я не поняла слова, — сказала Хэтти после того, как все похвалили пение Эммы. — Почему он спрашивает: «Ужель стопы»?

— Это стихи, — ответил Том, — Они не обязаны ничего значить. Это риторический вопрос. Поэт просто представляет себе Христа в Англии.

— Но ведь он, может быть, и вправду тут бывал, — отозвался Эмма, — Мисс Мейнелл совершенно правильно обратила внимание на этот вопрос. Ведь есть же легенда…

— Какая легенда? — спросил Том.

— Что Христос бывал здесь.

— Где?!

— Здесь, в Англии, ребенком. Он путешествовал в детстве, с дядей, Иосифом Аримафейским, который был купцом и ездил за оловом.

— Правда?! Христос?! Здесь?!

— Это легенда. Неужели ты ее не слышал?

— Нет. Но это же замечательно! — сказал Том, внезапно охваченный восторгом, — И это может быть правдой. Подумать только, Христос был здесь, ходил по нашим полям. Это так… так прекрасно! И так… замечательно! Он приезжал ребенком, с Иосифом Аримафейским, который был его дядей. О, я так счастлив!

Эмма засмеялся.

— Что ты так завелся, это же любой школьник знает!

— Я не знала, — сказала Хэтти.

— Мне нужно идти… бежать…

— Куда?

— Рассказать кому-нибудь. Чтобы все узнали! Ох, я так рад! Мне надо бежать, бежать, бежать!

С этими словами Том перемахнул через стену там, где она была пониже, пробежал по разрушенной террасе, заваленной обломками камня, спрыгнул на траву и со всех ног помчался прочь, к морю, по длинной аллее из лохматых тисов, когда-то бывших живой изгородью.

Эмма, оставшийся наверху с девушками, злился — на Тома за его бегство, на себя за то, что пел, на Хэтти за то, что она, как он вбил себе в голову, обидчивая, заносчивая барышня.

— Надо возвращаться, — довольно резко сказал он. Они молча пошли вслед за Томом.

Том бежал быстро, потом запыхался и сбавил темп. Он бежал по тропе, обрамленной дымчатыми белыми зонтиками зацветающих купырей. Тропа кончилась у неширокой гудронированной дороги. По ту сторону лежало поле, и проселочная дорога, где они оставили машины, спускалась к широкому полукругу моря. Полукруг одним концом упирался в старый черно-белый маяк, а с другой — в мыс и стоящий на мысу дом, Мэривилль, полностью видный с верхней части поля. По дороге шел человек — это был Джордж.

Том подбежал к брату и схватил его за руку.

— Ох, Джордж, ты знал? Христос был здесь. Это легенда, но, может, и правда. Он был здесь, в Англии, как в стихах Блейка. Я раньше их не понимал. Он приезжал ребенком, со своим дядей, Иосифом Аримафейским, который был купцом и ездил сюда за оловом! Ведь правда, может быть, это на самом деле было? Подумать только, Христос тут, в Англии! Ты знал?

— Да, я знаю, есть такая легенда, — сказал Джордж, отцепляя руку Тома, правда не грубо.

— Все знали, кроме меня. Но теперь и я знаю, и это… как откровение… это все меняет. Ох, Джордж, я так хочу, чтобы у тебя было все хорошо, я все, что угодно, сделаю, я буду за тебя молиться, я молюсь за тебя; когда молюсь, ну вроде как молюсь, ну, я думаю, что это молитва, я про тебя всегда думаю. Стелла вернется домой, все опять будет хорошо. Да, я теперь понимаю. Мне ужасно представить, как ты бродишь один и думаешь. Не надо быть одному, не надо думать ужасного, Джордж, я тебя очень прошу. С тобой случится что-то хорошее, что-то очень хорошее к тебе придет, я уверен, я так уверен…

— Ты действительно за меня молишься? — спросил Джордж, улыбаясь и показывая туповатые зубки. — Я думаю, это большое нахальство.