Владимир Борода - Беглецы в Бесконечность

Да, успокоился этот подонок, сейчас главное отсюда вырваться, а там видно будет…

— Василий Николаевич, есть только одна фирма, которая имеет своих людей за границей и опыт розыска…

— Я ее знаю! Раньше ты сам. в ней пахал, за шкуру "сиволапых" трепал, лагеря ими набивал…

— Я не был следователем…

— Молчать сука! Ты что же, если был опером в "конторе", так не набивал? Я набивал что ли? Я что, тебя попрекаю падло?! Я тебе просто, Юрий, напоминаю кто я и кто ты по этой жизни и по понятиям. Я вор в законе, пахан, авторитет всей Москвы, смотрящий по злоглавой, а ты шестерка козырная на цирлах и ссученная по отношению к своим прежним корешам. Так в чем дело, майор, ты че, предлагаешь пойти на поклон к твоим прежним корешам и накатить им наследничка с миллиардом?..

— Василий Николаевич, я ни кого не предавал и не ссучивался, как вы изволили выразится. Они меня выкинули. Без пенсии. Но не это главное. Я за два-три дня придумаю такой план, что бы они нам наследника искали в темную, а мы, контролируя их, как твои пацаны контролировали все это время меня, в самый последний момент сопрем наследника. На детали мне нужно три дня, Василий Николаевич! И наследничек будет твой, шеф, твой! А меня убрать большого ума не нужно…

— Откуда знаешь, что тебя пасли? -

Север налил в хрустальный стакан минералки из стеклянной бутылки и опрокинул воду в огромную пасть, полную отличных фарфоровых зубов. Раньше сволочь наверно нержавейкой детей пугал, сволочь, сволочь, лишь бы вырваться…

— Я не пальцем деланный, Василий Николаевич. И не вчера родился. Я в операх двенадцать лет пробегал, диссидентов за шкуру трепал…Носом чую, когда по моим следам идут, да еще лишних свидетелей убирают. Слава богу, хоть у этих безмозглых хватило тямы под ограбления закосить во всех случаях…Ну что, даешь мне три дня или… -

— Юрий нервно дернул кадыком, но собравшись с духом, продолжил.

— Или мне готовится…

— Даю. И я не монстр, Юрий, если кого и убирали, то ради дела. Ты на своей прежней работе тоже не в белых перчатках пахал. У секретаря твоя премия и зарплата. Поработал ты отлично, наковырял много, главное — наследничек до 96 был, и вроде бы скорей всего и сейчас жив… Дай бог. Но я не представляю, как ты сможешь заставить ФСБ искать для нас в темную… Давай двигай. Всего хорошего и не кашляй. Привет жене и детям. А в пятницу в десять часов я тебя жду.

— До свидания, Василий Николаевич.

— Ну-ну…

Спускаясь по лестнице к входной двери в холле в сопровождении охранника, Юрий не прячась, в открытую оттер пот с лица.

Прага.

Милан Зелингер или правильней сказать пан Зелингер всегда опаздывал. Нет, не на работу, не на уезжающий за поворот последний ночной автобус, а опаздывал так сказать в глобальном, широком смысле слова. Долго примеривался пан Зелингер к социализму с человеческим лицом и уже точно решил для себя — беру-принимаю, это то самое, что требуется человечеству, Чехословакии и лично мне, как бац! и пришел, а правильней сказать приехал август на советских танках в шестьдесят восьмом. И социализм с человеческим лицом расплылся в страшную морду интернациональной помощи… Ну хорошо, пан Зелингер или как его иронично называла в особо ехидные минуты совместной жизни жена — Миланку, собрался с духом и уже хотел осудить незваных гостей, как… Как началась нормализация и весь чехословацкий народ с отдельными вкраплениями цыган на Пльзенской, хором полюбил Старшего Брата с его всем большим — успехами, коровами, колхозами, фабриками… Милан подумал-подумал и решил — буду как все, тем более у меня семья, дети, полюблю оказавших нам братскую помощь, если бы не они — пришел бы к нам звериный лик капитализма… А тут снова бац! и нашлись смелые интеллигентные люди, отважившиеся подписать Хартию и провозгласившие идеи демократии основными для чешского общества… Пан Зелингер просто чувствовал — не поспевает, опаздывает, время бешенным конем выскакивает у него между пальцами, водой струится между ног… Выскальзывает неухватимым чем-то… И только решил он то же, ну не поставить свою подпись под Хартией, у него все же семья, дети, просто глубоко-глубоко в себе согласится с ее постулатами, как… Это очередное "как", надоевшее и приставучее, но ни чего с ним не поделаешь — как в это самое время взяли и позвали пана Зелингера подписывать уже Антихартию, хотя не был он не артистом, ни музыкантом, ни певцом Карелом Готом… Позвали громко сказано, лично его ни кто ни куда не звал, просто появилась Антихартия, а значит надо ее подписывать, делать что-то, иметь собственное мнение, ну а что бы его иметь — нужно решить для себя многое… Милан ни чего не понимал, ни чего не успевал, а тут еще у Старшего Брата случился какой-то ремонт, какая-то перестройка, и не успел он, пан Зелингер составить еще собственное мнение обо всем этом — Антихартия, перестройка, как его собственных детей сильно отлупили на Народне Триде да и кто! свои же собственные силы правопорядка, а уж потом Такое началось! что он совершенно ни чего не понимал…