Владимир Борода - Беглецы в Бесконечность

— Не познакомите с бойцом, уж очень метко стреляет, товарищ Симовокин?

Комбриг удивленно уставился на бойкого политрука, пожал плечами и выкрикнул:

— Самойлова, ко мне!..

С голубого вылиневшего неба светило яркое августовское солнце, от жары звенело в ушах, даже листва была понура и покрыта пылью, а боец Самойлова была одно загляденье — высока, статна, светлыми волосами короткой стрижки, выбивающимися прядями из-под пилотки с зеленой звездочкой, гимнастерка и юбка были опрятны и отряхнуты, только сапоги в густой пыли говорили о прошедшем пути… На простом деревенском суровом лице ярко выделялись темно-карие, почти черные глаза. Резко вскинув руку к пилотке, девушка доложила:

— Боец Самойлова!

— Какая Самойлова, это же Глашка Крюкова, мы же с нею с одной деревни… -

политрук вытаращил глаза и продолжил, забирая все выше и выше.

— …только она же ссыльно переселенная, их же в армию не берут, они же кулачье… враги…

Голос политрука взвился над деревней тонким фальцетом:

— Это же фашисты, товарищ Сухорчук, бойцы ко мне, тревога!..

И судорожными движениями скрюченных пальцев стал рвать непослушную кобуру. Комбриг удивленно переводил взгляд с внезапно взбесившегося политрука на своего бойца Самойлову и ни чего не понимал. Бойцы же дико бросали взгляды по сторонам, то же не совсем понимая что случилось, комроты Сухорчук отпрянул и стал наливаться какой-то нездоровой бледностью. Сама же Самойлова нервно хлестала взглядом по лицам стоящих перед нею командиров, а пальцы ее мяли ремень винтовки висящей за плечом, небольшой такой ладной винтовки с оптическим прицелом…

— Какая Глашка, ты что-то путаешь, политрук, это же Катя, мы же ее с сорокового все знаем, Катерина, ну скажи же ему, -

внезапно растерявшись, забормотал комбриг, мгновенно превратившись из командира в усталого немолодого толстого человека, заморенного всем случившемся — неправильно начавшейся войною, отступлением, неразберихой, отсутствием командования и приказов…

— Измена бойцы, это фашисты, бей их! -

бесновался в полной тишине политрук, все ни как не могущий справится с непослушной кобурой… Как вдруг где-то зажужжал очень громкий комар да не один, застучали тракторные двигатели, внезапно казалось появившиеся на околице деревни…

— Танки, танки, герман, тикай ребя, тикай!.. —

заорал изо всех сил неизвестно кто и сразу все пришло в движение.

Боец Самойлова сорвала с плеча винтовку и выстрелила в спину убегающему неизвестно куда политруку, ее выстрел не был слышен, так как куст разрыва танкового снаряда вырос над ближайшим сараем и грохот сразу заложил уши. Боец с части Сухорчука, худой, с заморенным лицом выстрелил в спину своему ротному, Петров схватился за окровавленный живот, а убитый Петрищенко взмыл в воздух…

Еще мгновение назад тихая деревня превратилась в ад. Выстрелы, взрывы, вспыхивающие как спички дома и сараи, рушащиеся деревья, рычащие казалось вокруг и везде танки с крестами, дикие надрывные крики, все смешалось в страшную какофонию… А сверху светило безжалостное солнце на вылинявшем голубом небе и с него поливали из пулеметов самолеты с крестами…

К вечеру комбриг Симовокин очнулся от тряски. Он лежал на какой-то телеге, очень сильно болел бок, видимо отлежал, и саднило, аж до рези в висках, от боли в ногах. Впереди, перед телегой, виднелась худая пятнистая спина лошади, но почему-то с рогами… Попытавшись приподняться, комбриг застонал и вновь упал на сено.

— Товарищ комбриг, не вставайте, не вставайте, лежите, вы в ноги и бок ранены, -

долетел до него голос Кати, бойца Самойловой… Или Глаши, Глашки, комбриг проваливался в черный омут безсознанья и потому никак не мог решить — кому принадлежит такой знакомый спокойный голос… Кате или Глаше… Когда-то он был маленьким, в матроске, а Глаша мыла пол и все норовила со смехом барчуку мокрой тряпкой по блестящим лаковым ботинкам мазнуть… Катя или Глаша, Катя или Глаша, Ка…

— Отмучился наш комбриг, -

негромко сообщил боец, бредущий рядом с телегой и державшийся за ее край. Боец Самойлова стегнула веткой вялую пятнистую корову и тоже негромко ответила:

— Отмучился… И хорошо… Скоро выйдем к своим… К своим…

1944 год.

…Девки стояли тесно прижавшись друг к другу, схватившись одною рукою за стоящую впереди, другою придерживая автомат… Правая нога была отставлена взад, все склонились вперед, став монолитом, единым целым, одним… Одним многоголовым телом, многоголовым, многоруким, многоногим…