После введения военно-осадного режима в Польше и карточек на всю хавку, не работающим хипам стало совсем караул. Вот и пер Роман сквозь нерушимую границу, дырявую как решето, рюкзачок килограмм так на тридцать с едою. Супы лучше всего подходили для транспортировки, так как были наиболее компактные, энергоемкие и калорийные.
Стояла осень, слегка капало, если и сосны стояли то же. Слегка нахмурившиеся. Сойдя с тропы, круто задирающая в гору среди пожухлой травы и валяющейся листвы осенних расцветок, Роман осторожно стал подниматься в густом кустарнике, уже потерявшем большую часть убранства. Поднимался "лесенкой-елочкой", два метра влево, два метра вправо, стараясь не наступить на какую-нибудь могущую громко захрустеть ветку, до желанной вершины, за которой начиналась уже Польша, оставалось всего-ничего, на глаз метров так двести, как боковым своим зрением что ли, Роман увидел что-то нежелательное… Не останавливаясь и не поворачивая лохматой башки под капюшоном куртки, Роман вгляделся все тем же краем глаза и похолодел, даже можно сказать так — замер от холода, но только внутренне, ноги же по-прежнему несли его знакомым маршрутом, тело само выбирало себе более правильный путь… В метрах двадцати трех с половиной, от силы двадцати трех семидесяти пяти под раскидистой елью лежали двое плохо замаскированных пограничника… Один явно спал, даже рот полуоткрыт и глаза закатились, а другой изумленно вглядывался в неизвестно откуда взявшегося Романа, прущего через границу явно контрабанду… Через границу, которая нерушима, непроходима и на замке. В голове у Романа мелькнуло — а как же супчик, без супа польским хипам в коммуне кранты… Мелькнула мыслишка о супах, хипах, коммунах, мелькнула и ушла, оставив только ритм шагов — вот и все, вот и все, вот и…
Не переставая шагать и не отрывая взгляд, край взгляда, совсем краешек глаза от увиденных погранцов, Роман увидел глюк! невероятное!! фантастическое следующее — пограничник не дремлющий привстал на локте и другой рукой, свободной от сжимания автомата и охраны границы, усиленно замахал в сторону Польши, явно предлагая — проваливай, проваливай, пошевеливайся-пошевеливайся, поторапливайся-поторапливайся, шевели ногами… Роман не веря самому себе зашевелил усиленно ногами в сторону такой близкой вершины… Уже переваливая через гребень, не удержался, обернулся, что бы послать приветственную "викторию" неизвестному погранцу, скорей всего до службы то же отиравшемуся возле Вашека с лошадью, как замер с открытым ртом… Замер и простоял открытый всем радарам, взглядам и ветрам с локаторами вперемешку минут так семь… А на границе даже с дружественной Польшей это рискованно много. Из-под ели на Романа махал веткой куст неизвестной ему породы, второй маленький куст привалился к первому, и все вместе взятое говорило ему только одно — нервы.
А супы Романа в Польше запомнили надолго. Если не сказать навсегда…
1999 год.
Но даже сейчас, в канун конца века, имея жену, дочку, квартиру, дачку (больше похожую на приют для бродяг), собаку и неплохую библиотеку, Роман усиленно убегал… Может быть даже от самого себя.
Сначала убежал от своего хиповства в анархизм, но без черных флагов с черепами и костями и лозунгом "анархия мать порядка!", хотя и без этого не обошлось, но в анархизм идейный, духовный, пронизанный самиздатом и демонстрациями. демонстрациями анархо-демократического духа и свободы.
И в Центр Романа привлекло именно все это, что можно назвать одним английским словом — ЭСКЕЙП, а если перевести на более понятный — побег. Побег-прорыв вместе с себе подобными сквозь серую штору действительности…
Хотя по простоте своей таких слов Роман чаще всего не произносил, хотя и знал, говорил проще — тянет меня к волосатым мордам, сам моложе становлюсь, люблю когда все вокруг бурлит и пенится, и не только пиво…
МОСКВА.
Север не всегда был Севером. А тем более сейчас, когда стал уважаемым и всероссийски известным бизнесменом, то его чаще звали, даже соратники по нелегкой работе, такие же ворюги и бандиты, Василием Николаевичем…
Василий Николаевич родился в простой советской семье… После таких слов хочется сразу заплакать, или завыть — от жалости к Васильку. Но простая советская семья в далеком сибирском не сильно большом городке, была самая простая среди других и самая советская. Папа Василька, это его так в детстве мама звала, был коммунист номер один… В том самом городке сибирском. Первый секретарь районного комитета партии. Тогда она, партия, была единственная… Родился Василек за год до полета Юрия Гагарина в космос, но это событие прошло для Василька мимо, а вот другой факт общественной жизни ударил по нему из всех сил, В 1964 году коммуниста номер один, но не городка, а страны, отправили на пенсию… По состоянию здоровья. То есть Хрущева махнули на Брежнева. А что? Тот был маленький, жирный и лысый, а этот статный, чернобровый и с гривой великолепных зачесанных назад волос… Коню ясно — новый был лучше. Да вот только старший Радковский, Николай Акимович, был в тайге, в таком маленьком охотничьем домике, всего комнат так в шестнадцать, построенном на всякий случай — вдруг кто-нибудь из коммунистов номер один, но повыше — края, республики или ух ты! страны, возьмет и заглянет в район охотой побаловаться, в баньке попарится… Первый области частенько заглядывак к Николаю Акимовичу… Был там Николай Якимович конечно не один, с ближайшими соратниками по партии и… Ну, с подчиненым обслуживающим персоналом… Ну девки у них там были, ну девки, спинку потереть, пива налить, мало ли какие возникнут потребности у Первого и его соратников во время охоты, баньки и прочего. И ни чего бы страшного не приключилось, если бы не сильный ветер, дождь или зверь какой лесной — то ли подрытая, то ли подмытая, но упала сосна прямо на провод… Телефонный, и оборвала связь с внешним миром, домика и баньки, хотя и недалеко было…
Читать дальше